Коробка в форме сердца

В следующий же миг Крэддок здорово изменился. Черты его лица скрывал полумрак коридора, однако перемену позы — движение плеч, наклон головы, чуть согнутые колени — Джуд разглядел сразу. Казалось, старик замер, приготовившись схватить змею, прячущуюся в траве.

Наконец Крэддок снова заговорил, обращаясь к Риз, но не сводя взгляда с Анны:

— Ступай, ступай, милая. Позволь нам, взрослым, поговорить меж собой. Близится ночь — самое время для взрослых бесед, а маленьким девочкам ни к чему нам мешать.

Риз вопросительно оглянулась на Анну с матерью. Анна, взглянув на нее, едва уловимо кивнула в ответ.

— Иди к себе, Риз, — сказала она. — Этот разговор действительно не для детей.

Девчонка, отступив в спальню, затворила за собой дверь. Спустя пару секунд за дверью слегка приглушенно загрохотала музыка — залп барабанной дроби, душераздирающий, точно скрежет колес сошедшего с рельс поезда, гитарный запил, подхваченный торжествующим детским визгом примерно на той же ноте… последний из хитов Джуда, вошедших в Топ-40, все та же «Знай свое место», перепетая «Кидз Боп»[100].

При первых же ее звуках Крэддок передернул плечами и сжал кулаки.

— Опять этот тип, — прошипел он.

Стоило ему двинуться к Анне с Джессикой, с его обликом произошло еще кое-что любопытное. Лестничную площадку верхнего этажа освещали лучи заходящего солнца, проникавшие внутрь сквозь огромное эркерное окно на фасаде дома, и вскоре свет их упал на лицо приближавшегося к падчерицам Крэддока, выхватив из полумрака множество мелких деталей вроде наклона скул и глубоких морщин в уголках рта. Однако линзы его очков на свету, наоборот, потемнели, спрятав глаза под парой черных, как смоль, кружков.

— Вернувшись от этого человека домой, к нам, ты стала совсем другой, дорогая моя, — заговорил старик. — Ума не приложу, что на тебя нашло. Конечно, тебе не раз приходилось худо — кому же знать это лучше, чем мне, — однако этот субъект, Койн, словно бы взял все твои несчастья и вывернул на полную громкость. Так вывернул, что ты больше не слышишь моего голоса, когда я пробую поговорить с тобой. А знала бы ты, моя милая, как мне больно видеть тебя в таком расстройстве мыслей и чувств!

— Я тебе не милая и не в расстройстве чувств. А подойдешь ко мне ближе четырех футов — очень пожалеешь, так и знай.

— Десять минут, — подала голос Джессика.

Крэддок в раздражении отмахнулся от нее, веля старшей из падчериц помолчать.

Анна бросила взгляд на сестру и вновь повернулась к Крэддоку.

— Думаете, силой меня сможете удержать? Ошибаетесь.

— Нет-нет, никто не собирается тебя ни к чему принуждать, — заверил ее Крэддок, проходя мимо Джуда.

Изборожденное морщинами лицо старика оказалось бледным как смерть: на фоне парафиново-белой кожи ярко выделялось каждое пятнышко, каждая родинка. Шагал он с трудом, волоча ноги по полу, сутулая, искривленная спина, похоже, больше не разгибалась — одно слово: краше в гроб кладут.

— Думаешь, Койн согласится тебя поддержать? — продолжал Крэддок. — Насколько мне помнится, он тебя выставил из дому коленом под зад. И, полагаю, даже на твои письма больше не отвечает. Если он не помог тебе раньше, то с чего вдруг теперь помогать возьмется?

— Раньше он не знал как. И сама я этого не знала, а сейчас знаю. Я расскажу ему обо всех твоих проделках. Объясню, что твое место в тюрьме. И знаешь что? Стоит ему свистнуть, к нему адвокаты в очередь выстроятся, чтобы отправить тебя за решетку, — выпалила Анна и снова бросила взгляд на Джессику. — И ее заодно, если в дурку, конечно, не упекут. Но мне лично без разницы — лишь бы от Риз держали подальше.

— Папа! — вскрикнула Джессика, но Крэддок резко мотнул головой: молчи, мол, заткнись.

— По-твоему, он тебя видеть захочет? Дверь распахнет настежь, как только ты постучишь? Полагаю, у него давно уж другая девица живет. Симпатичных девчонок, готовых задрать юбку перед рок-звездой, на свете хоть пруд пруди. Ты вряд ли способна предложить хоть что-нибудь, чего ему не найти где угодно, если не принимать в расчет… эмоциональных заскоков.

На лице Анны мелькнула гримаса боли, пыл ее поугас — бегунья, запыхавшаяся, выбившаяся из сил к финишу, да и только.

— Не важно, живет у него кто-нибудь или нет. Он мой друг, — негромко проговорила она.

— Он тебе не поверит. И никто другой не поверит, так как все это неправда, дорогая моя. Неправда от первого до последнего слова, — заявил Крэддок, придвинувшись к Анне еще на шаг. — У тебя вновь помрачился рассудок.

— Вот именно, — с жаром подтвердила Джессика.

— И даже эти фото — совсем не то, за что ты их принимаешь. Позволь, и я все объясню. Я ведь могу помочь тебе, если только…

Однако подошел он куда ближе, чем следовало. Бросившись к старику, Анна сорвала с его носа круглые очки в роговой оправе, хрястнула ими об пол, а другой рукой, со стиснутым в ней конвертом, изо всех сил толкнула Крэддока в грудь. Старик пошатнулся, вскрикнул и, оступившись, упал, только не в сторону лестницы — наоборот, отлетел от нее. Стало быть, сбрасывать его со ступеней Анна, что бы там ни утверждала Джессика, вовсе не собиралась?