Королева острова

Шарлотта прошла вперед, прикрыв глаза от солнца.

– Сколько доброго кедра. Подходящая порода для строительства.

Я сохраняла невозмутимое выражение лица. Не хотела подавать детям надежду, если земля окажется не лучшим вложением.

– Смотрите, – сказал Джозефи, выходя на узкую тропинку между кедрами, – это хороший участок. Никакого болота. Никаких москитов!

Шарлотта поправила голубую шляпку и зашагала вперед.

– Гарри и Элиза теперь больше не болеют. В сезон дождей они оба кашляли.

Я никогда так не боялась за своих детей, как когда слышала хрипы у них в груди.

– Нет насекомых и болезней – это хорошо!

– Ты слишком устала? – Сын возвышался надо мной. – Знаю, ты не спала.

Да, я не спала. Все еще не привыкла спать одна. Все еще не привыкла помнить, что его больше нет.

– Все хорошо, сынок. Давай посмотрим, что там за деревьями.

Послышался плеск волн, звук, зовущий меня по имени. Я тотчас бросилась вперед.

– Мама, стой! – Но Шарлотта не сумела бы меня удержать.

Мне нужно было проверить, не врут ли мои уши, все-таки мне уже сорок восемь.

На вершине холма соленый воздух погладил мои щеки, словно оставив на них небрежный влажный поцелуй. С этого плато я видела все – море, далекие корабли, весь мир. Тень деревьев дарила отдых от сухого жаркого воздуха. Рукава прилипли к рукам. Пот струйками стекал от уха вниз по длинной шее.

– Эта земля… она прекрасна. Я куплю ее, Джозефи!

Он схватил сестру за руки и пустился в пляс. Недоставало лишь скрипки Полка, и здесь стало бы совсем чудесно. Если мне нельзя приобрести участок на берегу в Стабруке, я куплю его здесь.

– Готовь бумаги, Джозефи.

– Мы назовем ее «Розо», мама, в честь города, где вы с папой полюбили друг друга.

Сынок, мужчина с нежным сердцем.

– Не годится… – Я погладила свой нос, потом нос сына и Шарлотты. – Один друг рассказывал мне, что его па любит открытые пространства. Однажды я гуляла по такому саду в ночи. Назовем ее «Кенсингтон». Плантация Кенсингтон.

Шарлотта кивнула.

– Кенсингтон звучит неплохо, но можем ли мы себе ее позволить? Я знаю, ты тревожишься о делах Катарины и мистера Саймона.

Их положение стало ужасным. Они могли вот-вот потерять Ченс-холл. Я не знала, что делать. Только беспомощно наблюдала, как плантаторы – многие из друзей Келлса, некоторым я прислуживала когда-то в Обители, некоторые наняли моих экономок, – предъявляли векселя и взимали с Саймона огромные проценты.

Я втянула горячий воздух и выдохнула.

– Предоставьте мне и ее отцу решать, что делать с Катариной, но эта плантация, мой дорогой мальчик и моя отважная девочка, будет нашей.

Если бы понадобилось, я бы сдвинула планы относительно отеля. Дело тормозили не деньги, а рабочая сила. И плантаторы.

Сын спустился с холма.

– Помочу-ка ноги!

Шарлотта не шелохнулась.

– Ты точно хочешь, чтобы я помогала?

– Мои девочки так же умны, как мои мальчики. А ты, дорогая Шарлотта, знаешь, как управлять поместьем. Жан-Жозеф всегда тобой хвастался. Ты на это способна!

Она посмотрела вниз, словно земля могла разверзнуться и поглотить ее.

– А он гордился бы мной, узнав, что я сошлась с белым мужчиной? Он их ненавидел!

– Федон ненавидел зло, которое они причиняли, но любил тебя. Он хотел бы, чтобы ты была счастлива. Я видела, как Фуллартон с тобой обращается. – Я приподняла ее подбородок. – Как с сокровищем, с бесценной звездой.

– Он добр ко мне. Я хорошая жена, но деток у нас нет. Может, пустая утроба – это мое наказание.

Я обняла ее.

– Не сомневайся в себе. Не детьми измеряется твоя ценность. Они лишь добавляют счастья.

– Тебе легко говорить, мама. У тебя-то нас десять.

Нет, для меня это было нелегко. Я не могла сказать дочери, как сожалела о некоторых минутах, как послеродовая хандра украла мою радость.

Я стала напевать наш гимн.

Rop tú mo baile…

Я пела, прогоняя свои печали, и не умолкала, пока Шарлотта не подхватила песню.

Лес всегда был добр ко мне. Это был мой первый храм.

– Если у тебя никогда не родится своего ребенка, построй что-нибудь здесь, на этой земле. И будь, как моя сестра Китти, самой лучшей тетушкой. Это почетно и достойно.

Шарлотта поцеловала меня в щеку.

– Тогда, может быть, и тебе стоит жить дальше. Через несколько недель папа Келлс вернется навсегда. Он так и не забыл тебя. Так и не женился снова.

Не дав Шарлотте начать повторять банальности, которые я сама ей твердила, чтобы заставить дочь снять траур, я помахала сыну.

– Джозефи! Надевай сапоги. Пойдем обратно!

Он кивнул и опустился на землю, натягивая пыльную обувь.

– Мама, – сказала Шарлотта своим самым сладким голосом, похожим на голос ласточки, – мистера Томаса нет уже почти шесть лет. Папа Келлс возвращается. Как думаешь, он ждал достаточно долго?

Джозефи взял сестру за руку и направился к повозке.

Я оглянулась на море. Я по-прежнему любила своего Томаса.

Девять лет прошло с тех пор, как я в последний раз видела Келлса, но бояться его возвращения было нечего, совершенно нечего. Я спустилась с холма, зная, что по-прежнему не умею лгать себе, даже если очень захочу.

Лондон, 1824. Представительство Морского общества