Королева острова

Может, мечта о большой семье и собственном ребенке удержит Томаса от погони за Гаррауэем и всяким, кто пользуется его добрым сердцем.

Казалось, это правильно – позволить Томасу исполнить свою мечту, если для него это означает остаться со мной и поддерживать меня на протяжении всей моей жизни.

Доминика, 1787. Королевство

Прислонившись головой к окну, я смотрела на сад мами. Буа кариб уже расцвели, но мой взгляд привлекли бутоны павлиньего цветка, с его оранжевыми и красными лепестками. Пленительные, пусть и таили в себе темную силу.

Мне исполнился тридцать один год. Для кого-то – целая жизнь. Я хотела этого ребенка, младенца номер шесть, пока Томас не решил уехать.

– Доброе утро, Долл.

Он подошел сзади и прижался к шее, к чувствительному местечку за ухом. Два запретных слова жгли мне язык: «Я беременна».

– О чем ты так глубоко задумалась? О новом деловом предприятии или расширении существующего?

Его пальцы скользнули по моим ребрам к животу, к животу, который скоро подрастет.

Я повернулась в объятиях Томаса и поцеловала любимого. Этот младенец должен заставить его выбрать нас, а не Гаррауэя. Томас сказал, что знает меня. Тогда он должен понимать, что разлука – это самое плохое.

Вслепую, почти безумно, я подвела его к кровати, которую мы делили.

Наполовину развязав ленты на моем лифе, Томас остановился.

– Ну почему ты такая соблазнительная, когда мне надо заняться делами?

Делами.

Это слово отдавало приговором.

– Неужели ты должен уехать?

Он убрал руку и сел на край кровати.

– Да. Приезжает сам Джон Гаррауэй. На сей раз чтобы заключить сделку.

Завязав галстук, он взглянул на меня и нахмурился.

– Не смотри так.

Как? Я думала, что лучше умею прикрывать ложь улыбкой.

Томас наклонился ко мне и поцеловал в лоб.

– Я вернусь примерно через час, и если ты не будешь занята счетами или обучением новых экономок, обещаю продолжить с того, на чем мы остановились. Сколько их у тебя сейчас?

– Двадцать две.

Он улыбнулся еще шире и оправил жилет. Возможно, был рад за меня, но также по-своему напоминал, что я постоянно занята работой, а значит, следует без упреков позволить делать то же самое и ему.

Гаррауэю все равно, что возлюбленный укладывает меня в постель и изображает отца для темнокожих детишек. Хитрец скажет все что угодно, лишь бы Томас выполнял его распоряжения.

Я знала, как все будет. Мой мужчина покинет меня. Моя судьба – воспитывать детей без отцов; Томаса не будет рядом, он не поможет мне пережить родовую хандру.

Бремя последних родов разрывало меня на части. Я боялась за себя, но что я за женщина, если мне требуется привязать к своей юбке мужчину?

– До свиданья.

– Хватит, Долл. Не будь такой. Ты уже достаточно заработала.

– Что?

– Мы живем на Доминике. Все прибыльные предприятия – на Гренаде. Моим партнерам тяжело приезжать сюда для встреч.

– Я подаю им угощение на серебре и с лучшими винами, а ты недоволен?

– Дело не в этом, Долл. Речь о моем заработке.

Он знал много громких слов, но говорил только о себе: мои предприятия, мои партнеры, мой заработок. Подтянув ноги к животу, что скрывал нашу тайну, я обняла колени. Моя ночная сорочка с вышитыми на ней крошечными розочками доходила до пальцев ног, и те уже замерзли.

– Когда ты отправляешься в путь, Томас?

Его глаза затуманились. Он завязал волосы лентой с большим узлом.

– Мне пора идти на встречу с Гаррауэем к мистеру Бейтсу. – Он взялся за латунную ручку двери. – Долл, я должен попытаться в последний раз. Я могу сотрудничать с Гаррауэем напрямую и поставлять товары из Индии, от Ост-Индской компании. Это прибыльно.

– Это все ваше торгашество. Коммерция для мужчин.

– Это не соревнование. Я хочу вырваться за пределы Доминики. Есть Ямайка, Барбадос, Невис, Тринидад, даже Демерара. У Гаррауэя разработан план по торговле в этих колониях. Я могу к нему присоединиться.

– Понимаю.

– Правда? Я делаю это для нас, Долл, для нашей семьи. Я хочу оставить что-то, носящее мое имя, не только Шарлотте, Эдварду и Фрэнсис, но и всем моим сыновьям. Если ты не веришь в меня сейчас, то не поверишь никогда.

– Я верю.

– Нет, не веришь. Или ты понимала бы, как сильно мне нужна победа.

Он ухватился за створку двери.

– Я вернусь вечером. Будешь меня здесь ждать?

– Вот придешь и увидишь, полагаю.

На лице его мелькнула усмешка, но потом Томас все же ушел.

Я откинулась на подушки, вдыхая запах его шалфейного мыла. Нужно набираться сил. Если малыш будет дышать, если я переживу роды, мы останемся в одиночестве.

Лондон, 1824. Kенсингтон-хаус

У Кенсингтон-хауса останавливается экипаж. Из окна гостиной я смотрю на перебирающую копытами лошадь, на кучера в куртке и красном картузе, на блестящую черную карету.

Сердце громко колотится. Схватившись за подоконник, я молю, чтобы это оказалась моя дамфо, которая приехала сообщить о времени и месте встречи. Хотя мне еще нужно отрепетировать собственные слова, я готова к аудиенции у лорда Батерста. Я буду еще готовиться, ведь говорить о надежде и справедливости, когда твое сердце разбито, – весьма непросто.