Королева жуков

Новак поморгала, выжидая – вдруг дворецкий вернётся. Потом дотянулась до вазы с цветами на столике у кровати и вытащила Хепбёрн из белого цветка каллы.

– Хепбёрн, пора!

Сердце у неё отплясывало какой-то бешеный танец. Они со златкой почти всю ночь учили азбуку Морзе и по сотому разу повторяли свой план. Сознание, что Даркус жив, придавало Новак храбрости. Она уже придумала, как провести Даркуса с друзьями в театр «Голливуд» – и на этот раз, как только его увидит, она попросит взять её с собой в Англию, подальше от маман.

– Сегодня – великий день! – Она прижала Хепбёрн к груди.

Жерар требовательно постучал в дверь.

– Иду! – крикнула Новак.

Девочка снова посадила Хепбёрн в цветок и сунула ноги в тапочки. За Жераром она шла вприпрыжку.

Он привёл её в ту часть дома, куда Новак обычно запрещали заходить. Набрал на замке код, и они по коридору приблизились к очередной двери. Предостерегающе подняв палец, обтянутый белой перчаткой, Жерар легонько постучал согнутым указательным пальцем.

– Да! – откликнулся из-за двери голос Лукреции Каттэр.

Жерар открыл дверь и жестом пригласил Новак входить.

– Мадемуазель Новак явилась на примерку.

Даже если бы девочку переместили сюда с помощью телепортации, она всё равно сразу поняла бы, что это комната маман. Здесь было темно, вся мебель – чёрная с золотыми узорами. Пол из чёрного мрамора, у изножья кровати расстелен пушистый чёрный ковёр в форме медвежьей шкуры. В дальнем конце комнаты – расписная чёрная с золотом японская ширма.

Голос маман доносился из-за ширмы:

– Её платье – на вешалке.

На стойке для одежды висело на золотых плечиках только одно чёрное платье – длинное, воздушное, словно клок тумана, сделанное из крошечных зубчатых перьев. Потрясающей красоты платье!

– Я думала пойти на церемонию в своём любимом розовом, – отважно возразила Новак. – Я специально его с собой взяла.

Лукреция Каттэр выглянула поверх ширмы. Даже в полумраке она не сняла тёмные очки.

– Нет! – Золотые губы скривились. – Ты наденешь то платье, которое я для тебя сделала! Его расшили вручную сотни индийских девочек, и все они надеются увидеть свою работу на красной дорожке. Ты же не хочешь отнять у них эту радость?

– Нет, просто…

– Все три актрисы, номинированные на кинопремию, будут в платьях, которые я сама для них создала!

– Да, маман.

– Может, хочешь посмотреть, в чём я пойду? – В голосе маман послышался смешок.

– Э-э… Да, – тихо ответила Новак.

Лукреция Каттэр вышла из-за ширмы.

Новак нахмурилась. Платье маман выглядело странно. Длинное, в пол, с высоким воротом, узкой талией и преувеличенно-пышными бёдрами, оно было словно сделано из пузырчатой упаковочной плёнки, только вместо выпирающих пузырьков были вмятинки размером с леденец монпансье.

Жерар поставил перед хозяйкой зеркало, чтобы она могла увидеть себя в полный рост.

– Да, – кивнула Лукреция Каттэр, глядя на своё отражение. – Идеально!

– Ох! – воскликнула Новак. – Какое чудесное платье…

– Дурёха, это нижнее бельё, – оборвала её Лукреция.

Новак огляделась. Кроме её наряда, в комнате больше платьев не было.

Дверь открылась. Моулинг вкатил в комнату высокий шкафчик на колёсиках.

– Поставь сюда, – велела Лукреция, указывая прямо перед собой. – И убирайся.

Моулинг исполнил приказ и вышел вон. Жерар открыл дверцу шкафчика. Внутри оказались ряды ящичков для энтомологичесих образцов. Жерар выдвинул первый ящичек. Тот был полон крупных золотых скарабеев.

Лукреция Каттэр издала горлом жутковатый щёлкающий звук.

У Новак мурашки побежали по коже. И тут скарабеи в ящичке зашевелились. Они не были пришпилены булавками. Все жуки по сигналу разом подняли надкрылья, взмыли в воздух и стали рассаживаться по вмятинкам в одеянии Лукреции Каттэр. Жерар выдвигал ящички один за другим, и сотни живых скарабеев летели к Лукреции Каттэр, пока всё её платье – от подола до горла – не покрылось ослепительно сверкающими золотыми спинками жуков. Через несколько секунд маман стояла в невероятном золотом платье, блистающем ярче статуэтки, которую вручают на кинопремии.

Лукреция Каттэр медленно к дочери повернулась спиной. В том месте, где должны располагаться лопатки, у неё были золотые надкрылья. Новак с ужасом смотрела, как они приподнимаются, а из-под них появляются прозрачные чёрные крылышки.

– Жерар, я думаю, сейчас мы примерим золотую диадему.

Дворецкий подошёл к туалетному столику и отпёр ключом нижний ящик. Из ящика он достал тяжёлый обруч литого золота. В центре был укреплён золотой скарабей. Панцирь его покрывали иероглифы.

– Это диадема Клеопатры, – сказала Лукреция, принимая из рук Жерара обруч. – Я её доработала. Клеопатра любила пресмыкающихся. На диадеме раньше была змея. А я её заменила золотым скарабеем – когда-то он охранял саркофаг царицы Нефертити.

– Такая красивая! – прошептала Новак.

– Ты знаешь, что египтяне обожествляли жуков? Они верили, что бог солнца – это скарабей, который катит по небу солнечный шар. – Лукреция Каттэр подняла над головой диадему. – Теперь весь мир будет поклоняться мне.

– Поклоняться тебе? – У Новак в горле сразу пересохло.