Королевский променад (СИ)

Поначалу Питер общался с ним больше, чем Сьюзен; после той первой прогулки Глозель пропал почти на месяц, встречаясь только с Питером — они бились на мечах в зале в громадном доме бывшего генерала — Питер рассказывал сестре подробности с горящими глазами, приходя домой среди ночи, весь в синяках и без сил. Глозель был моложе Мираза и владел обеими руками, впрочем, техника его была бедновата, он брал верх выносливостью и неожиданным перебросом меча в другую руку. Питер показывал ему хитрые приемы, которым обучали его кентавры и которым полторы тысячи лет, Глозель учил его беречь силы и затрагивать минимальное количество энергии при защите. Сьюзен чувствовала неприятную досаду, как порой бывало в Нарнии: мальчишки сражаются, Люси скачет по лесам с дриадами, а кто сидит на троне и управляет государством? Конечно же, королева Сьюзен, кто еще разберется в бумажной волоките. У верховного короля ведь намечается военный поход, так что не стоит отвлекать его. Тем неожиданнее оказалось, проводив Питера в больницу, встретить Глозеля на пороге.

— Доброе утро, генерал, — от неожиданности назвала его прежним званием Сьюзен.

— Я имею честь видеть вас, ваше высочество, — серьезно ответил Глозель, но глаза его смеялись. — Позвольте сопроводить вас… куда бы вы ни шли.

— Даже на край света? — пошутила Сьюзен.

— С вами — хоть за него, — отозвался тельмарин и, пропуская Сьюзен перед собой, положил ладонь ей на талию.

Теперь уже Сьюзен за традиционным для них с Питером полуночным чаем таинственно сверкала глазами и улыбалась в чашку. Подруги по работе, увидевшие из окна, как высокий военный, похожий на испанца или итальянца, на прощание целует Сьюзен Пэвенси руку, все утро восторгались и твердили, что они прекрасно смотрятся. Сьюзен презрительно морщила носик и фыркала, отворачиваясь, а сама тоскливо и досадливо думала, что после общения с тельмарином — всего лишь общения, это местные дурочки не понимают, что подобное поведение — это просто вежливость королевского двора, ничего больше — ей еще сложнее будет очароваться кем-то из здешних. И сочувствовала английской принцессе.

Глозель не пропал. Стоило Питеру уйти, как он появлялся у двери и терпеливо ждал Сьюзен, чтобы продолжить вчерашнюю беседу; вы рассказывали мне… о да, конечно. Ты рассказывала мне о войне с великанами и царевиче Рабадаше. Питера не было, и ты отправилась в Ташбаан; неужели ты думала, что царевич тебя отпустит?

— Да, — Сьюзен посмотрела на него с вызовом. — Почему я должна была думать иначе?

— Потому что тот, кто в силах удержать тебя, никогда тебя не отпустит, — Глозель никогда не отводил взгляд, говоря ей прямо в лицо то, что ей было неловко даже слышать. Королева Сьюзен привыкла к восхищению монархов, но те посвящали ей стихи и сравнивали ее лицо с солнцем, прекрасным и животворящим; Сьюзен Пэвенси часто слышала признания сверстников, но только первый раз приятно слышать сравнения с актрисами. Глозель ни с кем ее не сравнивал, а в любви признался так, что она опешила и весь день проходила в прострации, осмысливая.

Как всегда проводив ее до издательства, Глозель привычно поцеловал ей руку, повернулся и вдруг замер и окликнул ее.

— Сьюзен!

— Что, генерал? — она с улыбкой обернулась, замечая, что курящий у входа редактор следит за ней взглядом.

— Я тебя люблю, — запросто сказал тельмарин и уже продолжил было путь, но тут Сьюзен отмерла:

— Что?!

— Что?

Она сбежала с лестницы и схватила его за руку.

— Что ты сказал?

— Мне внезапно пришло в голову, что ты могла не понять, потому я сказал, — Глозель вдруг показался ей похожим на Каспиана, но она торопливо отогнала эту мысль; ничего общего, кроме цвета глаз и волос. Каспиан не делал первого шага, никогда не делал. О чем речь, если он испытывал перед ними четырьмя такой трепет, что поначалу даже не решался и слова сказать. Глозель, несмотря на его явное ею восхищение, подобной неуверенности не испытывал, словно заранее уверенный в том, что возможный отказ не оскорбит его. Его мало что способно задеть, и эта независимость Сьюзен подкупила.

— Я знаю о ваших чувствах, лорд Глозель, — тихо ответила королева Сьюзен. — Мне приятно, что вы озвучили их.

— Ты мне не ответишь, — утвердительно сказал Глозель; Сьюзен, опустив взгляд, повела плечом. — И тебя называли Великодушной?

— Меня называли так мои подданные, — проговорила Сьюзен. — Царевич Рабадаш чествовал меня иными титулами.

— Мне жаль, что он умер, — сказал Глозель. — Если бы я был там, жизнь его была бы короткой, а смерть — долгой.

— Так говорят тархистанцы, — заметила Сьюзен.

— Отличное выражение.

— У них оно не расходилось с делом.

— Мои слова тоже с делом не расходятся.