Каждый её удар, даже самый хитрый и стремительный, неизменно встречал яростный отпор, контратаку или просто прорезал воздух. Зато его клинок уже успел задеть девичье плечо — рукав кожаных доспехов неприятно намок. Но это лишь царапина, которая раззадорила Манону. Прошло достаточно времени, чтобы она успела изучить привычки и уязвимые места своего противника, отчего удары становились всё точнее и беспощаднее. Но тяжесть меча всё же сказывалась на отощавших руках, забирая у неё преимущество в скорости и ловкости. Манона в какой-то момент почувствовала, что должна сейчас же отбросить меч, продолжить без него. Но здравый смысл не позволил этого сделать, хоть и один из немногих доставшихся Кассиану ударов она нанесла локтем в нос — из него тут же потекла тонкая струйка крови. На это иллирианец лишь усмехнулся и продолжил атаковать ещё напористее.
Вдруг Манона почувствовала, насколько он далек от своего предела. То, что он сейчас показывал ей, было в лучшем случае половиной его мастерства. Он играл с ней, дразнил, постепенно наращивая темп поединка и увеличивая силу, с которой наносил удары. И пока она держалась отменно, хотя ослабшее за месяцы заключения тело молило о пощаде.
Их клинки снова сошлись, разнося звенящий звук по всему пространству плаца. Кассиан кровожадно улыбнулся и вдруг всем телом подался вперёд, с такой силой навалившись на клинок, что лезвие меча Маноны дрогнуло, она сделал шаг назад, и острие оружия иллирианца прорезало ей кожу на щеке.
Манона, тяжело дыша, отпрыгнула. В поединке наступила пауза. Воительница одной ладонью провела по лицу, отирая кровь. Вернула руку обратно к мечу и вдруг заметила голубые капли на пальцах.
Подняла глаза на Кассиана. Он застыл, опустив лезвие меча так, что оно касалось земли. Невольно сделал шаг вперёд. Толпа заворчала, не понимая, почему поединок прервался.
Кассиан сделал ещё шаг. Потом следующий. Оказался к Маноне ближе, чем на расстоянии вытянутой руки, чем когда-либо до этого. Она не сопротивлялась, потому что сама совершенно ничего не понимала. Видела, как под его носом и на верхней губе виднеется засохшая кровь — красная как рубины, как пламя костра, как плащ. Плащ?..
Внутри всё разрывалось от гула и скрежета, которыми сотрясалась железная стена. Волны тупой, ноющей боли распространялись по всему телу — от головы к пальцам ног. Манона осознавала, что может вот-вот лишиться чувств, но трясущаяся железная стена стояла, хоть трещины и расползлись дальше по её периметриту.
Кассиан протянул руку к лицу Маноны, и она позволила. Не вздрогнула, не дернулась, не отпрянула. В его глазах было что-то, что не давало ей бояться, переживать.
«Не волнуйся. Я рядом».
Он дотронулся до щеки. Прикосновение обожгло. «А, точно, там ведь царапина». Начертил круг костяшками пальцев, скользнул по направлению к приоткрытым губами, но осекся и отнял руку от её лица. Теперь они вдвоём смотрели на кровь, оставшуюся на массивных суставах его длинных и сильных пальцев. Она была голубой.
***
Азриель и Кассиан сидели за столом напротив Маноны. Уже в другом доме — чуть больше и уютнее предыдущего. Видно, что его поддерживали в чистоте и готовили к приезду хозяев. На столе стояли кувшины с вином и простая, но сытная еда — жаркое из оленины с травами и запечённые в масле овощи. К обеду пока никто не притронулся, хотя сидели довольно долго.
Никто из простых иллирианцев, к счастью, не заметил голубой крови. Кроме, разве что, Девлона, который каким-то уж очень внимательным взглядом следил за тем, как торопливо Кассиан уводил Манону с плаца. Во взглядах других читалось лишь недоверие и ненависть. Иллирианцы были дикими, но не глупыми. Каждый следивший за поединком воин понимал, что, если девка так долго выдерживала натиск их главнокомандующего, то из поединка с рядовым солдатом вышла бы победительницей уже через пару минут. Хоть Кассиан и бился не в полную силу, по их мнению, этого должно было с лихвой хватить, чтобы, как минимум, свалить хилую самку с ног. И только в глазах дюжины девчонок, прилипших к ограде плаца, Манона увидела что-то похожее на восторг. Они же и притащили к дому, куда увели их новую героиню, горшочки с едой. Поставили на порог и сразу убежали, стыдливо хихикая и взволнованно хлопая крыльями.