— Цепляетесь за ничтожные подачки, вместо того, чтобы требовать. Что бы ни думали о себе эти букашки — они твои подчинённые и обязаны слушаться. А раз это не так, значит, ты просто не можешь их заставить. Значит, ты слаб. Жалок.
Кассиан вспыхнул и тоже вскочил с кресла, сжимая руки в кулаки. Почувствовав это, Манона развернулась к нему. Ярость на её прекрасном лице была пока единственным, но, надо признать, очень опасным оружием.
— Ты можешь глотать все оскорбления и лизать все крылатые задницы, — выплюнула она. — Но я буду говорить на понятном твоим букашкам языке. Если кто-то посмеет хоть пальцем тронуть меня или любую другую женщину в моем присутствии — лишится руки. Я не подданная вашего Двора Трусов. Ты не смеешь мне указывать.
Кассиана трясло от ярости. Он отказывался понимать, чем так прогневал Матерь, что она посылает в его жизнь подобных женщин. Сначала Неста, которая своим льдом почти разрушила его сердце, равнодушно смешивая с грязью любое слово и действие. Стоило ему понять это и вытащить занозу, как появилась новая. Но от Маноны он пока что не мог отвернуться. По многим причинам.
А она сыпала оскорблениями и упреками, будто втыкала в него иголки. В самые уязвимые места, наугад, даже не зная, насколько точно и глубоко било каждое её оскорбление.
От её слов в нем проснулись воспоминания о детстве в иллирианском лагере, когда кроме бесконечных унижений он не слышал ничего. Он был недостоин даже ненависти — одно только презрение. Сын лагерной прачки и неизвестного солдата, не потрудившегося вовремя вынуть член. Выброшенный в лужу грязи, вынужденный каждый день своей жизни, каждый свой вдох выгрызать зубами и выбивать кулаками. Потом долгие годы выучки, то есть, бесконечных драк, крови, боли, голода и унижений. Из этого кромешного ада ему помогли выбраться только собственная сила и Ризанд. И вот снова, спустя столько лет, он должен глотать унижения, только потому, что это теперь называется дипломатия.
А Манона как плеткой, вечной спутницей его детских лет, хлестала своими словами, и притом сама была настолько тощей и слабой, что рассветные лучи буквально проходили сквозь её болезненно напряжённые ладони.
— Руки оторвёшь? — уже не сдерживаясь, взревел Кассиан. — И каким же образом? Иди! Иди и скажи им, что не имеешь отношения к Двору Ночи и ни я, ни Ризанд тебе никто. Ты даже договорить не успеешь, как они нагнут тебя и пустят по кругу!
С лица Маноны вдруг исчезло выражение всякой злобы. Она стала спокойной. Опасно, пугающе, чудовищно спокойной. Всё её тело расслабилось, будто груз упал с плеч. Кассиан вдруг понял, что она тоже узнала один из своих секретов.
— Поединок, — оскалившись, произнесла она. — Я вызываю тебя на поединок.
***
Кассиана ещё немного потряхивало от гнева, но разум уже прояснился. Его трудно было вывести из себя. Обычно все эмоции он прятал за шутками, а злиться позволял себе только на поле боя, где от этого был толк. А вот так сорваться на девчонку — это для него в новинку. Сейчас, когда он стоял площадке для поединков и смотрел в спину Маноне, выбирающей себе оружие, то чувствовал себя неловко.
Смотр пришлось отложить. Но Девлон выполнил приказ и собрал всех обучавшихся у него юнцов и воинов, привёл даже с десяток девочек, которые, потупив глаза, стояли в стороне. Сам он находился внутри плаца, оперевшись поясницей на ограду и скрестив руки на груди. Челюсти плотно сжаты, желваки играют, глаза с холодной ненавистью следят за Маноной. Сапоги сияют чистотой. Он даже не потребовал объяснений насчёт того, какое представление затевает главнокомандующий и желтоглазая ведьма. Зато всех остальных иллирианцев, не наделённых властью задавать вопросы, распирало от любопытства.
Кассиан жалел, что он не так сдержан, как Азриель, и не столь хитер, как Ризанд. Они бы тоже несомненно сразились с Маноной, но выбрали бы для этого более подходящее место.
«Если я ошибся, то все превратится в показательную порку. На глазах у всего лагеря. После этого её точно придётся отправить обратно в Веларис, причём немедленно. Эти животные сразу поймут, что постоять за себя она может только отплевываясь ядом. А времени охранять её днём и ночью у меня нет…»
— Не спи, дракончик, — окликнула его Манона, которая уже замерла напротив.
В руках у неё был простой меч — тусклый метал, множество царапин и эфес без всяких украшений. Но Кассиан прекрасно помнил этот клинок, ведь сам всегда советовал выбирать его высоким иллирианским девочкам для учебных поединков. Несмотря на внешнюю неказистость, он отлично сбалансирован, хорошо лежит в руке и подходит воину среднего по здешним меркам роста. Увидев его в руках Маноны, Кассиан облегчённо вздохнул и понадеялся, что это не случайность. Сам он, подойдя к стойке, взял первый попавшийся тренировочный меч. Он бы вообще отдал предпочтение деревянному, но таких в Гавани Ветров не водилось. Иллирианцы с ранних лет привыкали держать в руках настоящее оружие, просто немного затупленное. Но всё же мощный рубящий удар таким мог запросто раздробить бедренную кость зазевавшемуся ученику.