Корона когтей

– Да, – он отпускает меня. Поднимает руки ладонями вверх, успокаивая. – Клянусь, я все объясню. На следующее утро после моего изгнания, перед тем как я покинул Цитадель, Арон предложил мне выбор: постоянное изгнание или шпионаж. Я должен был присягнуть на верность Таллис и рискнуть всем, чтобы снабдить его информацией о ее планах. Шанс доказать свою преданность и очистить свое имя.

– За всем этим стоял Арон? – я меняю позу так, чтобы оказаться лицом к лицу с Люсьеном, несмотря на вспышку боли в измученной коже. – Он знал и ничего не сказал? Почему он позволил мне продолжать думать, что…

– Потому что я заставил его поклясться, что он не откроет правду ни одной живой душе. Было достаточно трудно убедить Таллис принять меня. Если она когда-нибудь увидит нас вместе, то должна будет поверить, что вы меня ненавидите. Это я придумал, чтобы он сказал вам, что вы разговаривали со мной во сне, когда были больны, и…

– Нет, – я качаю головой, думая о бесчисленных несостыковках. – Откуда вы могли знать о яде? Как вы вообще меня нашли? Вы не знали об Эйрии…

– Но я это сделал! – он умоляюще наклоняется вперед. – До падения Цитадели я поддерживал связь с Ароном через сеть джентльменов Пианета. И мы договорились о месте, где можно оставлять сообщения, если ничего не получится; Арон обо всем подумал. Когда вы не пришли в себя, он оставил сообщение с просьбой помочь. Мне удалось определить тип яда и найти противоядие.

Я колеблюсь, изучая его лицо.

– Тогда почему бы не дать Арону противоядие?

Люсьен опускает взгляд.

– Он сам этого хотел. Но… если было слишком поздно спасать вас… если вы умирали… – он замолкает, закрывая лицо руками. Когда он снова смотрит на меня, по его щеке катится слеза. – Я должен был попытаться увидеть вас в последний раз. Поэтому Арон сдался. Хотя мы знали, что должны заставить вас поверить, что это сон.

Я хочу ему верить. Но все же на его счету так много смертей.

– Нападения на Хит и Мерл…

– Они уже были запланированы. Я сделал все, что мог, чтобы предупредить людей. По крайней мере, я смог сказать Арону, что штурм Цитадели неизбежен, хотя и не знал о роли Патруса. Я всегда буду жалеть, что не смог сделать большего, – он придвигается ближе, протягивая одну руку, медленно, словно я дикий зверек, который может убежать при любом резком движении. – Если мы выживем, я не жду прощения. Или снисхождения.

Эти слова я сказала ему, когда призналась, что доверяла Зигфриду и отдала себя – и свой доминион – во власть этого монстра.

– Пожалуйста, – добавляет он, – позвольте мне помочь вам.

Слишком тускло, чтобы я могла ясно прочесть выражение глаз Люсьена. Я думаю, что лучше быть замученной до смерти Таллис, чем пережить еще одно предательство от его рук. Но я здесь одна. И больше не к кому обратиться. И мне так хочется, чтобы он говорил правду…

Возможно, боль заставляет меня бредить. Я вытягиваю пальцы, почти что ожидая, что Люсьен исчезнет, и я снова окажусь в пустоте темной камеры.

Но я прикасаюсь к нему, и он настоящий, и он улыбается мне. Слабая, неуверенная улыбка. Достаточно, однако, чтобы напомнить мне о Люсьене, в которого я влюбилась. Я сжимаю его руку, и он вздыхает с облегчением.

– У нас мало времени. Надо быстро смыть остатки агарики с вашей кожи…

Я стягиваю вонючий плащ стражника, присаживаюсь на корточки рядом с ведром и начинаю плескать водой на свою израненную кожу. От облегчения я чуть не плачу. В конце концов, я беру ведро и выливаю оставшуюся воду себе на голову. Люсьен протягивает мне полотенце, хотя от малейшего прикосновения к коже я вздрагиваю.

– Крем действует быстро, – Люсьен достает из свертка небольшой глиняный кувшин. – Может… – он замолкает, опуская взгляд. – Может, намазать немного вам на спину?

Я не уверена, что хочу, чтобы он прикасался ко мне. После всего, что произошло, всего, что он сказал и сделал, это кажется слишком… интимным. Но я в отчаянии. Поэтому я киваю и зачерпываю немного крема себе в руки.

– Хорошо, но одновременно поговорите со мной. Где Ланселин? Он еще жив?

– Да, – Люсьен начинает растирать крем по моим плечам и спине. – Пока что мой отец жив. Но его дух сломлен. Его вера в мою измену, как настоящую, так и фальшивую, повергла его в отчаяние. Он не хочет со мной разговаривать. Он даже не смотрит на меня, – его голос дрожит от боли.

– Мне очень жаль, Люсьен.

– Я сам навлек это на себя. Я решил принять участие в заговоре против короля Албарика, хотя и знал, что это приведет к кровопролитию. Я видел, что в королевстве все должно измениться. Я просто не знал, что еще делать.

Я понимаю. Вот почему я претендовала на корону в первую очередь: потому что я думала, что могу изменить ситуацию.

Люсьен протягивает мне чистую мантию из свертка, лежащего у его ног.

– Нам пора идти.

– А как же стражники?

– Я подсыпал им в эль снотворное, – он передает мне факел и берет меч, последнюю вещь в узле. – Я не собираюсь просить вашего доверия, Адерин. Я постараюсь его заслужить. – Открыв дверь, Люсьен проверяет, свободен ли коридор, и выводит меня из камеры.