Но мой собственный комфорт недолговечен. Через четыре дня после моего возвращения в Эйрию, четыре беспокойные ночи спустя, воспаление не только вернулось, но и распространилось дальше. Я не могу правильно согнуть колено. Вызывают еще врачей. Они поджимают губы и довольно бодро разговаривают со мной.
И только когда я слышу, как Арон допрашивает их за дверью моей комнаты, я слышу слова «яд».
Отравленный клинок.
Теперь я понимаю последние слова Зигфрида, сказанные мне перед казнью: и – Ты думаешь, что победила, но это не так. Смерть идет за тобой…
Еще несколько часов я нахожусь в ясном сознании. К вечеру меня охватывает лихорадка. Я начинаю терять счет времени, дрейфуя в море зелий и дурных снов. Иногда я дрожу от холода, ноги мерзнут, а зубы стучат так сильно, что я не могу говорить. Иногда я горю, обливаюсь потом, губы трескаются и пересыхают. Они переводят меня в большую комнату высоко в Эйрии, с широким окном, чтобы я могла дышать ветром с гор. Но я не чувствую себя комфортно. Совсем. Боль в ноге становится такой сильной, что мне хочется впиться ногтями в кожу, вырвать рану, которая мучает меня, если бы только я могла добраться до нее через бинты.
Со мной всегда кто-то есть. Некоторые из моих посетителей живые. Нисса, или Кора, или Валентин, или Арон.
Некоторые из них мертвые. Одетта. Летия. Моя мать.
Кто бы ни был со мной, я прошу их пообещать, что они не позволят врачам отрезать мне ногу – несмотря на мучения. От моей способности преображаться зависит судьба нашей монархии: выстоит она или падет. И я боюсь, что не смогу летать с одной ногой. Все обещают. Но я не уверена, что могу им доверять. Я не знаю, настоящие ли они.
Зигфрид приходит злорадствовать, сидит в углу комнаты и ухмыляется мне в виде мертвой головы.
Мой мозг распадается, а тело терпит неудачу. Я улавливаю обрывки разговора. Иногда я понимаю, хотя больше не могу сформулировать слова, чтобы ответить. Однажды днем или ночью – я не знаю, когда именно, – Арон сидит со мной, держа меня за руку, когда стражник приносит ему новость: корабли, плывущие вниз по реке Дакрис, приближаются к Серебряным горам.
«Покаянные, – вот что я хочу сказать. – Может быть, Покаянные наконец-то пришли нам на помощь. Отправьте кого-нибудь узнать», – но мои губы не могут произнести ни слова.
Яд Зигфрида лишил меня языка. Я могу только стонать.
Арон отсылает стражника, находит где-то прохладную влажную тряпку и кладет мне на лоб.
– Моя бедная Адерин, врачи готовят новую настойку на основе различных трав, которая, как они надеются, принесет некоторое облегчение. Ты понимаешь меня? – Когда я смотрю на него, он качает головой и отводит взгляд. – Хотел бы я знать, как тебе помочь.
Свет в комнате угасает, и тени пугают меня, но я не могу попросить Арона зажечь еще свечи.
Я хочу Летию. Я хочу увидеть ее снова, только в последний раз, прежде чем тьма поглотит меня. Я хочу сказать ей, как сильно я ее люблю.
Но я думаю, что для этого уже слишком поздно.
Глава шестнадцатая
Огонь свечей. Я чувствую его сквозь веки. Огонь свечей и прохладный ветерок, который ласкает мое плечо и заставляет меня слегка дрожать. Я меняю позу и ощущаю тяжесть на своем теле.
Одеяла?
Или саван? Меня завернули в простыню и положили на погребальный костер в лодку. Потому что думают, что я действительно мертва. Возможно, свет, который я ощущаю, – это пламя, зажженное, чтобы поглотить мое тело…
Я задыхаюсь и приподнимаюсь на локте, тошнота скручивает мои внутренности, я слишком напугана, чтобы смотреть.
– Адерин… – со мной кто-то есть. Я чувствую, как чья-то рука сжимает мое плечо. – Адерин, успокойся.
Возможно, я уже мертва.
Или это галлюцинации.
Потому что это невозможно, но человек, который говорит со мной – он звучит почти так же, как…
Люсьен.
Я открываю глаза. Люсьен стоит в комнате, склонившись надо мной. Я пытаюсь отползти от него, позвать на помощь, но слишком слаба – он зажимает мне рот рукой, прежде чем я успеваю издать хоть звук.
Кора спит в кресле в углу, но даже не шевелится, когда я обхватываю его руку и пытаюсь вырваться.
Мои конечности с таким же успехом могли быть набиты пухом.
– Пожалуйста, Адерин, клянусь, я не причиню вам вреда. Я обещаю… – его голос низкий, умоляющий.
Я перестаю сопротивляться, слишком измученная, чтобы продолжать.
Он убирает руку от моего рта – медленно, на случай, если я попытаюсь закричать, наблюдая за мной все это время, – и обнимает меня за плечи. Прижимает меня к себе, кладет мне за спину еще одну подушку. Внезапная близость – он снова нежно обнимает меня – заставляет меня затаить дыхание. Но Кора все еще не просыпается. Усадив меня на подушки, Люсьен берет чашку со столика рядом с кроватью.
– Вот. Я принес вам эликсир. Выпейте, и побыстрее, – он подносит горько пахнущую жидкость к моим губам.
Разве он не знает, что яд Зигфрида лишил меня дара речи? Я отрицательно качаю головой.
Люсьен опускает чашку.
– Послушайте, я сделал все, что мог, чтобы залечить рану на вашей ноге, но вы должны выпить это. Это уймет боль. И я обещаю, что тогда вы сможете отдохнуть.