Он говорит о сне или смерти? Он здесь, чтобы избавить меня от страданий? Я крепко сжимаю губы.
Люсьен вздыхает.
– У вас нет причин доверять мне, я понимаю. У вас есть все основания ненавидеть меня после того, что случилось в Мерле и Цитадели. Но я пытаюсь спасти вас, – он качает головой. – Я мог бы сказать вам правду, но вы мне не поверите. И у меня не так много времени. У вас не так много времени, – он щиплет себя за переносицу и снова вздыхает. – Вы чувствуете себя лучше, не так ли?
Я мысленно ощупываю свое тело, размышляя. Нога все еще болит. Сильно. Но это тупая боль, а не та агония, которую я испытывала раньше. Я устала, но я чувствую. Я могу думать. Так, может быть, лихорадка тоже прошла? Если только все это не сон. Какая-то частично ясная прелюдия к смерти, в которой мой мозг и мои чувства сговариваются рассказать мне историю, которую я хочу услышать.
Что Люсьен не предал меня. Что он все еще заботится обо мне. Что он любит меня.
– Давайте, – Люсьен снова подносит чашку ближе, его темные глаза полны мольбы. – Если не ради себя, то ради королевства. Еще есть надежда.
Если это сон, то он предпочтительнее реальности. Я открываю рот, и Люсьен – иллюзия это или нет – помогает мне выпить из чашки. Осушить ее. Когда все кончено, он дает мне немного воды, чтобы очистить рот от привкуса, убирает лишнюю подушку и поправляет одеяло. Разглаживает волосы на подушке, слегка мне улыбаясь. Его пальцы дарят прохладу и нежность моей коже. Мне удается поднять к нему руку. Он берет ее. Закрывает глаза и прижимает ее к темной щетине на щеке. Наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб.
Я делаю глубокий вдох. Он пахнет так же, как я помню: живой зеленью, широкими просторами и снегом на горах.
– А теперь спите, моя дорогая Адерин.
Я снова пытаюсь поднять руку, но те немногие силы, что у меня есть, похоже, иссякают. Все, что я могу сделать, это согнуть пальцы. Слабое движение. Но Люсьен – Люсьен моего воспаленного воображения, ибо эта слабость наверняка означает, что моя жизнь уходит, – все еще понимает. Он кладет мне руку на живот, но не отпускает.
– Не бойтесь. Я не оставлю вас. Не раньше, чем вы уснете.
Небольшая милость, учитывая, что я молода и не готова умереть.
Но лучше, чем ничего.
Две вещи приводят меня в сознание: яркий свет и звуки пения. Но на этот раз я не боюсь. Я открываю глаза…
Я все еще жива. Если только загробная жизнь не очень похожа на Эйрию. Жива и смотрю на солнечные лучи, просачивающиеся сквозь плохо пригнанные ставни. Кора здесь, тихо ходит по комнате, напевая себе под нос, и вытирает пыль. Еще один признак того, что я не сплю: ни одна из галлюцинаций до сих пор не выполняла домашнюю работу. Я шевелю пальцами ног под одеялом. С облегчением обнаруживаю, что у меня все еще есть обе ноги. Мое раненое бедро болит, но мои мышцы чувствуют, что они должны работать. По крайней мере, в теории. Кора начинает посыпать пол сладким укропом. Его аромат поднимается и смешивается с ароматом лаванды и бледно-голубых речных роз, которые поникли в кувшине на столе рядом со мной. Она поворачивается к моей кровати. Ахает и роняет корзину, которую держит.
– Миледи, да благословит меня Жар-птица! Я позову Его Величество…
– Подожди… – хриплый, но все же мой собственный голос. – Подожди, Кора, – я начинаю кашлять, в горле так пересохло, что больно. – Вода… – Кора моргает, отряхивается и достает из кармана перчатки. Надев их, она наливает мне чашку воды. Я в силах заставить себя сесть, чтобы выпить ее.
– Спасибо. Еще? – я протягиваю ей чашку дрожащими руками, и она снова наполняет ее. Я быстро осушаю ее снова. – Как… как долго?
– Ну… – она смотрит в потолок и начинает считать на пальцах. – Сегодня двенадцатое число лавра, а с тех пор, как спала лихорадка, прошла почти неделя. А вы заболели за две недели до этого…
Почти три недели. Я указываю на ставни.
– Открой их, пожалуйста.
Она кусает нижнюю губу и смотрит в пол.
– Кора?
– В данный момент мы не должны открывать ставни, миледи. Почему бы мне не принести вам отвар? Или супа?
Что-то случилось. Хотя Кора явно не хочет говорить мне, в чем дело.
Я отрицательно качаю головой. Откидываюсь на подушках.
– Просто… помоги мне одеться.
На это у меня уходит некоторое время. Руки и ноги у меня словно перья, совсем нет сил; умывание, одевание и причесывание так утомляют меня, что потом приходится вновь садиться. Кора все время болтает, рассказывая мне, какое облегчение испытывают врачи, и как я бормотала во сне, но до сегодняшнего дня так и не просыпалась. В конце концов я готова, и как только я немного ем, я чувствую себя сильнее. Кора достает мне трость и настойчиво следует за мной, пока я медленно спускаюсь в главную пещеру.