Корона когтей

– Я могу судить только по полученной информации, милорд, – Эмет слегка краснеет и поджимает губы, словно обдумывая, сколько, вероятно, ему следует раскрыть. – Многие стражники были недовольны обращением с бескрылыми во время правления вашего отца. Включая меня. Но когда вы с леди Адерин претендовали на трон… – он пожимает плечами. – Вы знаете, что стражники уважают вас, и многие относятся к вам с любовью. Кроме того, два моих соотечественника были при селонийском дворе. То, что они рассказали мне о кровопролитии там, заставило меня решительно воспрепятствовать такому насилию, если я был на то способен.

Валентин напрягается.

– Ваши друзья помогали мятежникам в Селонии?

– Они не пытались остановить их, милорд, – глаза Эмета сузились. – Но зачем им это? То, что они там видели – то, как обращались с бескрылыми… турнирные лошади в конюшнях Цитадели используются и то лучше, – его лицо смягчается. – Мы на одной стороне, сражаемся с общим врагом. И благодаря Их Величествам у Соланума, по крайней мере, есть шанс избежать участи Селонии.

– Давайте, – Арон встает, – я люблю вас обоих и хочу, чтобы вы были друзьями. – Когда Валентин и Эмет пожимают друг другу руки, он добавляет: – Благодаря особым талантам народа Галена и таланту Валентина в инженерном деле, я надеюсь, что мы вместе победим Таллис и построим новый Соланум. Пусть Жар-птица дарует нам удачу и немного времени.

– Мы добавляем наши молитвы к вашим, – говорит Дамарин. – Могу я украсть своего брата? Он еще не поприветствовал своих товарищей из Галена.

– Конечно, – Арон хлопает Эмета по плечу. – Я рад, что вы снова рядом со мной, Эмет. – Он ухмыляется. – И рад, что мне больше не нужно беспокоиться о том, чтобы не причинять вам боль.

Когда Эмет и Дамарин уходят, Летия широко зевает.

– Ты, должно быть, очень устала, – на спинке стула лежит одеяло; я набрасываю его ей на плечи. – Ты хочешь лечь спать?

– Может быть, через минуту, – она снова зевает. – Но я хотела сказать тебе еще кое-что. А лорд Валентин…

Я поворачиваюсь на стуле лицом к подруге, поджимая под себя ноги.

– В чем дело, Летия?

– Кое-кто из стражников по ночам уходит, чтобы подслушать новости. Таллис будет коронована в святилище в следующее новолуние.

– И?

– Ну… – у Летии на коленях тарелка, она ковыряет хлеб, крошит. – Законы, Адерин. Она должна выйти замуж, прежде чем стать королевой, так же как вы с Его Величеством должны были сочетаться браком.

Мое сердце начинает биться сильнее. Я напрягаюсь; если она скажет мне, что Таллис собирается выйти замуж за Люсьена, я не могу позволить себе реагировать.

Но Летия на меня не смотрит. Она поворачивается к Валентину.

– Простите, милорд, но она собирается выйти замуж за вашего брата.

Румянец исчезает со щек Валентина. Он подходит к закрытому ставнями окну и встает к нам спиной.

– Не могу поверить. Чтобы мой собственный брат опустился до такого, – он роняет голову на руки. – Я его совсем не узнаю.

Никто из нас не заговаривает. Наблюдение за мучениями Валентина вызывает эхо в моем теле; тень предательства Люсьена проносится по моей коже, как пламя. И все же Верон рискнул тем, что мы узнаем, и так быстро и свободно играет жизнью своего брата…

– Возможно, здесь кроется нечто большее. Возможно, на него оказывалось какое-то давление. Возможно, его заставляют.

Валентин горько усмехается.

– Возможно. Или он думал, что я уйду отсюда. Может быть, он хочет стать… – он выплевывает фразу на селонийском, которую я не понимаю. Я смотрю на Арона, ожидая перевода.

– Он имеет в виду, что Верон ищет собственной выгоды, – поясняет Арон. Он подходит к Валентину и кладет руку ему на плечо. – Он помог нам, а теперь снова помогает Таллис, чтобы… манипулировать ситуацией. Добивается своих целей. Вот в чем смысл, насколько я могу понять.

Я вспоминаю все, что Верон говорил мне о своих целях, о своем долге перед оставшимися в живых селонийскими дворянами. И конечно, он не ожидал, что мы когда-нибудь узнаем о свадьбе.

Валентин опустился на одно колено перед Ароном. Он вынимает меч из ножен на боку и протягивает ему.

– Моя жизнь – расплата. Я не буду так бесчестен, умоляя о помиловании. Я просто прошу у вас прощения и предлагаю взамен свое.

– Валентин, любовь моя… – вздыхает Арон и отталкивает рукоять меча. – Обязательно нужно так драматизировать?

Я почти смеюсь над смесью шока и облегчения на лице Валентина.

– Но… но вы говорили…

Арон возвращается к столу и наливает себе вина. Я не знаю, скрывает ли он свое веселье, или его задевает убежденность Валентина в том, что он охотно пожертвует им. Я подзываю стоящего на коленях селонийца.

– Вставайте, Валентин. Никто не собирается вас убивать. Почему вы должны быть наказаны за преступления вашего брата? Вы действительно думаете, что Соланум, такой… нецивилизованный?

– Но после всего, что сделал Верон… – он встает. – Не думаю, что последний король Селонии проявил бы такое понимание. На самом деле, я знаю, что он не проявил бы.