Корона в огне. Пылающее сердце

Так же солдаты шептались о том, что поиски того самого ребенка, пока успехом не увенчались. Тавос рвал и метал и этот вопрос его интересовал гораздо больше, чем нападения неротов на прибрежные города и деревни. Что же ему было нужно от Тоя? Чем мой не вполне здоровый младший брат его заинтересовал? Тревога внутри меня нарастала, но чем больше я нервничала, тем чаще видела сны о том, что у Тойтона все хорошо. Я видела, как она вырезает что-то из дерева, смотрит на солнце и улыбается. А рядом с ним всегда Кастор. И в моих снах он не превращался в Феникса, а был именно тем, кто вытянул моего брата с края обрыва и угощал нас грецкими орехами. Синий огонь меня больше не беспокоил.

День проходил за днем, а я ухаживала за пумами и лелеяла несбыточный план побега. Нар все время был поблизости. Он тренировался недалеко от вольеров, в гвардейскую столовую водил меня сам, а вечерами терпеливо ждал, если я заигрывалась с Су. Со временем мы оба привыкли к обществу друг друга.

Иногда я нарочно задерживалась у вольеров, чтобы ужинать не в столовой, а на кухне с Дариной. Кажется, Нар это понимал, но возражений не имел. Возможно, Феникс не давал четких распоряжений на этот счет. Где-то через пару недель после того, как Феникс исчез, Наркол оставил меня на кухне одну, сказав, что будет за дверью разговаривать с кем-то из слуг. Стоило ему исчезнуть из вида, как я бросилась в объятия Дарины и в полной мере насладилась ее лаской.

— Девочка моя, — шептала сквозь слезы кухарка, — как же ты жила? Как же ты справлялась?

Потом мы сели за стол, близко-близко друг к другу, и начали рассказывать обо всем, что случилось за эти годы. Дарина то и дело утирала слезы передником и растирала лицо огрубевшими от постоянной работы руками.

— Ничего не спрошу о братишке, — взяв меня за обе руки и прижав их к своей груди, вдруг сказала она, озираясь на дверь, за которой скрылся мой страж. — Ищут его повсюду. Расспрашивали всех, кто остался во дворце с тех пор. Конюх наш рассказал о матушке твоей, но, как и я, не знал, куда вас-то с младенцем дели. Мы, в ту ночь и последующие несколько дней, и пикнуть не смели. Я с этой кухни носа не показывала. Сначала уйти хотела, бежать, но Тавос не позволил. Сказал, что если не останусь, сына моего казнит.

— Где сейчас Тиль? — спросила я, обнимая за плечи вновь расплакавшуюся женщину.

— Его на службу отправили, к побережью, в город Лютерт. Давно вестей оттуда не было.

Дарина уронила голову на ладони и разрыдалась. Мое сердце заныло. Тиль был моим другом, соратником во всех шалостях и таким же ярым заговорщиком. Если он на побережье, а там сейчас неспокойно, то понятно, почему вестей нет.

— Ты слышала, что творится в гротах? — захлебываясь рыданиями, спросила кухарка. — А если?…если?…

— Не думай об этом, — прошептала я. — Не переставай надеяться. Тиль храбрый и сильный духом, он уж точно не сдастся, и ты не сдавайся. Верь!

Мои слова немного успокоили ее, и спустя всего минуту она вновь насухо вытерла лицо, которое стало решительным:

— И ты, моя девочка, будь стойкой, держись. Ни за что на свете Тавос не должен узнать, где твой брат! Уж не знаю, чего ему так приспичило, но не к добру это, не к добру. Ночь тогда лютая была, столько людей погибло во дворце…а гроза была какая…

— Гроза? — удивилась я. — Я совсем не помню грозы.

— Да ты что! И молнии сверкали, и гром гремел такой силы, что чуть стены не тряслись!

— Та ночь сухая была, ни капли…

— А дождя и не было! Только гром и молнии! Я чуть с ума от страха не сошла!

Я немного скривилась, глядя на кухарку. Уж не заговаривается ли? Ничего подобного я не помнила, а та ночь крепко засела в моей голове. Да и какая гроза без последующего дождя? Странно.

— Ты будь поосторожнее с Фениксом, — горячо зашептала Дарина, — он опасен. От предателей и лицемеров ничего хорошего не жди. Уж не знаю, почему он спас тебя, но ты будь внимательна. Король его чуть ли не боготворит за мерзкие дела и щенячью преданность! Будь они оба прокляты тысячу раз!

— Тише! — шикнула я на нее, опасаясь, что кто-нибудь услышит. — Я знаю, все знаю, не волнуйся.

Мы еще немного поговорили. Я спросила о Ноле, которая, как и почти все помощники Дарины уже спала. Как оказалось, жена Гая очень нравилась кухарке. Была она девушкой юркой, подвижной и не ленивой. Язык только длинный и слова колкие, но это только радовало Дарину, поскольку Нола не умела лицемерить, а говорила все в лицо. Я не удержалась и вполголоса поделилась тем, что знала о Гае. Конечно, не стала упоминать о том, что сама попала в его ловушку. Дарина поохала, повздыхала и сказала, что я правильно сделала, что умолчала об этом.

— Нечего девочке знать, — сказала она. — Она только и держится на разговорах о нем, о том, как он бьется, чтобы вызволить ее.

Я знала, что на Дарину можно было положиться и все, что она узнала от меня останется с ней до самого конца и никакими клещами из нее этого не вытянуть. Мне стало чуточку легче после разговора с близким человеком.