— Как же я могу забыть, дедушка Панделе, кто мне давал рекомендацию в партию! Хотелось бы надеяться, что оправдал я твое доверие.
Панделе вдруг замолк, поднял на Штефана погрустневшие глаза.
— Ты-то — да, а вот нашлись некоторые, опозорили мою седую голову.
— Кто же это?
Панделе беспокойно оглянулся.
— Не место здесь…
— Значит, и пенсионером на завод ходишь? — сменил тему Штефан.
— Дело такое. Завод, глядишь, и без меня обойдется, да вот я без завода не могу. Даже если помру в собственной кровати — хоть мне и не верится, — все равно меня отсюда, из токарного, на кладбище понесете. А хожу сюда, так сказать, за свой счет. Помогаю, советую, подсказываю кое-что… В партийной организации, значит, с учета не снялся…
Прибежал Марин Кристя, обнял Штефана и только после этого сообщил, что его просят срочно прийти в дирекцию. Но Попэ не торопился. Стал расспрашивать Марина о здоровье, о работе, о жизни. Тот заулыбался, подняв руки:
— Подожди, дружище, времени — ни секунды. Бегу к бригаде, горим синим пламенем. Чертов план…
— План? Да вы самые лучшие в городе! Дай бог всем такие плановые показатели.
Кристя переглянулся с дедом.
— Наверно, так оно и есть. Вот только начальство погоняет — то в рысь, то в галоп. Сам, что ли, не видишь? Все, побежал. Еще заглянешь к нам?
— Что за вопрос?! Непременно встретимся. Нужна твоя помощь. Послушай, а что, если…
К удивлению Штефана, Кристя, точно так же, как дед Панделе, осторожно оглянулся по сторонам. Старик обнял их за плечи.
— Вот что, ребятки. Договоримся так: когда Штефан соберется ко мне, я предупрежу Марина. У меня и встретимся.
Когда Штефан позвонил в дирекцию, голос Мариеты Ласку дрожал. Она набросилась было на Штефана, но тот вежливо осадил ее, и она разрыдалась.
— Извините меня, пожалуйста, товарищ Попэ, я сама не своя. Шеф орал на меня как сумасшедший за то, что я пустила вас на завод. А «добрячок» наш сразу — «моя хата с краю», будто и не говорил, что под его ответственность. Ну кто я такая, чтобы задерживать товарища из уездного комитета? А он выгнать меня грозит…
— Я сейчас приду. Вот только еще кое-что улажу…
— Ой, умоляю вас, не задерживайтесь, он точно меня уволит!
— Ну, теперь уж отвечать буду я. В хату с краю прятаться не стану…
— Да! Но вы-то потом уедете, а мне оставаться.
Штефан хотел было уже идти, чтоб избавить Мариету от лишних неприятностей, но тут снова увидел за стеклом инженера Саву, который отчаянно махал ему рукой. Зашел поздороваться. Сава был мокрый, как из бани. Ручейки пота стекали по щекам.
— Ох и устроил мне шеф головомойку за вас, товарищ Попэ! Как нашкодившему мальчишке! Заявил, что зря назначил меня начальником цеха. Не знаю, что под носом происходит, кто входит и выходит, кто с людьми разговаривает…
— При чем здесь вы? У вас и так дел невпроворот — хоть на части разорвись. Покурить некогда. А ответственность какая!
— Точно! Горячку порют неизвестно чего. В конце концов боком выходят все эти авралы. Оставаться бы мне лучше в проектном, заниматься своим делом. Или начальником смены — тоже голова ни за что не болит. А тут трясет как в лихорадке.
— Тяжко? — осторожно спросил Штефан.
Сава ответил в сердцах:
— Это теперь называется новым стилем. Не давать человеку дух перевести, а то еще, чего доброго, начнет соображать собственной головой. Уж если шеф соблаговолил отдать приказ, будь добр исполнять до последней буквы.
Штефан понимал, что у инженера накипело, но виду не подал:
— Давно я у вас не бывал, похоже, многое изменилось за это время. Разросся завод, прямо не узнать. Новые цехи, новое оборудование, зелень кругом… Красота необыкновенная!
— Ну, тогда вам надо осмотреть нашу необыкновенной красоты столовую с дешевыми обедами. Посетить четыре жилых дома для рабочих и инженеров. Повосхищаться размахом… А заодно и этим новым стилем — полный идиотизм!
Штефан остановил Саву:
— Разберусь, Ион, во всем разберусь, дайте только время. Вы ведь знаете: я и работу токаря знаю, и начальника цеха. Вот только объясните, почему все тут у вас как будто чего-то боятся, оглядываются, как бы кто не услышал, а вы — нет, кричите на весь цех.
Сава засмеялся:
— Просто мне нечего терять. Кроме разве служебных цепей. И все об этом знают. Я так и заявил на активе: «Оставьте лучше меня в покое и забирайте свой токарный цех, опостылел он мне хуже горькой редьки».
— Чем же он опостылел?
— Да всем!
Лицо Савы помрачнело, глаза стали злые, неистовые. Штефан примирительно сказал:
— Ну, хорошо, Ион. Мы еще побеседуем. Эх, сколько добрых друзей осталось у меня здесь!
Сава криво усмехнулся:
— Как же, знаем. Трое мушкетеров: Косма, Попэ, Испас. Да только, как вы ушли, они тут такого наворотили!
— Но, надо полагать, не Испас является автором нового стиля?
Сава взял себя в руки и сказал уже спокойно:
— Нет, не он. У него другая крайность. Неисправимый романтик, все строит воздушные замки, а толковые изобретения утекают как вода между пальцев…
— Слушайте, вот на эту тему нам бы и потолковать. Правда, тут неудобно.
— Мне скрывать нечего. Что на уме, то и на языке.
— А как цех? Дали зама?