Корсары султана. Священная война, религия, пиратство и рабство в османском Средиземноморье, 1500-1700 гг.

Чего ожидали корсары от союза со столицей? Почему они вверили Османам государство, которое построили сами? Почему подались с протянутой рукой к султану, от которого когда-то сбежали?[1857]

Прежде чем искать ответы, мы не должны упускать из вида один факт: в тех далеких краях, где корсары рассматривались как группа чужаков, они были вынуждены производить блага и обращать военные силы в политически стабильные. Да и непросто было, опираясь на потенциал Центральной Африки, построить и сохранить державу с сильным центром, способную пользоваться военными и технологическими преимуществами. Это задача тем более невыполнимая, когда грозит такой враг, как испанцы эпохи Реконкисты и династия Габсбургов. Именно в этих невыносимых условиях Стамбул и начал олицетворять для корсаров путь к спасению.

Выгоды, приносимые «Столицей счастья», было трудно измерить. Прежде всего, еще начиная с первого договора 1519 года перед корсарами открылась возможность набирать добровольцев в Анатолии. В том же году к двум тысячам янычаров, присланным в Алжир из Стамбула, присоединятся еще четыре тысячи добровольцев. Вместе они создадут ядро здешнего янычарского корпуса[1858]. В дальнейшем корсары продолжат набор добровольцев на землях Анатолии[1859], и янычарский оджак Алжира начнет развиваться независимо от Стамбула. Так, Кара Хасан, прибывший уведомить о поражении Карла V в 1541 году под Алжиром, вернется с добровольцами на пяти фустах[1860]. Как нам известно, в 1564 году бейлербей Алжира попросит у Стамбула полторы тысячи человек[1861], а в 1571-м – тысячу[1862]. Эти полицейские войска, чужие для местных, станут самой надежной точкой опоры для первого поколения. Не напрасно «Газават» говорит: «К этой арабской части с давних времен нет доверия… Однако часто арабы повторяют одну ценную для них мысль: „Кто бы ни был ослом, а мы у него – седло“»[1863].

В ближайшие столетия выходцы из местного населения войдут в число как минимум в Алжире, но янычаров и дальше будут считать чужаками. Кроме того, что в здешний оджак никого не брали из местных и кулоглу[1864], сами янычары, постоянно получая поддержку извне, редко женились и жили в собственных кварталах, отдельно от остальных горожан. Это полностью противоречило тенденции укоренения в тунисском, трипольском и других арабских вилайетах[1865]; поэтому и правящая династия, которая появилась в Алжире точно так же, как и ее аналоги в Тунисе или Триполи, не сумеет взять власть. Конечно же, не обходилось и без политической платы за то, чтобы оставаться османом и пускать корни в Алжире. Набор солдат в Анатолии означал и покорность султану[1866].

В глазах местных жителей статус чужаков, прибывших извне, невозможно было определить простой силой. Проблема обострилась в те тяжелые дни, которые выпали на долю Хайреддина после смерти Оруча. Корсару требовалось получить законный статус, и не могло быть даже речи о том, чтобы его моряки-грабители соперничали с местной династией. Послушайте, какими словами попрекал алжирцев, поддержавших Хайреддина, один из сильнейших «племенных шейхов», берберских эмиров, Ибн-и Кази: «Что вы в Алжире каком-то засели и закрылись? Неужто не осталось у вас ни стыда, ни совести?! У вас на глазах турок пришел из турецкой земли, силой покорил вашу страну, управляет и распоряжается ею!..Этот Алжир – арабский вилайет; все эти вещи, за которые надо платить, возвратные»[1867]. Итак, здесь для наших гази султан играл бесценную роль, ведь он прослыл уничтожителем Мамлюков и покорителем шиитов-Сефевидов, да еще и обладал такими мессианскими (messianistic) титулами, как защитник Харемейн-и Шерефейн, сахибкыран и кутб-уль-актаб[1868].