Кощеева жена

Она помолчала, наблюдая за тем, как Матрена без сил рухнула на лавку и обхватила голову руками. А потом тихо заговорила:

– Я стара, мне уже сложно пользоваться своими силами, они пожирают меня изнутри. Но ради тебя я позабыла о своей немощи. Мне хотелось, чтобы ты увидела это. Как бы не были грешны родители, дети рождаются на свет без их грехов. Они приходят в этот мир чистыми, полными любви. Так скажи же, готова ли ты уничтожить эту любовь?

Матрена подняла голову, взгляд ее был полон злобы и решимости.

– Да! – упрямо ответила она, – Я готова. И это мой окончательный ответ.

Старуха сжала губы, кивнула, потом, держась за спину, подошла к печи и сорвала с нее насколько пучков трав. Склонившись над маленькими, аккуратными веничками, ведьма начала шептать на них свои заклятья, любовно поглаживая кончики трав. Потом она взяла ступку, растолкла в ней травы, щедро плеснула к ним дурно пахнущего черного масла и полученную травяную смесь переложила в чашку. Протянув чашку Матрене, старуха проговорила:

– Ложись на лавку и намазывай этой мазью живот. Да изо всех сил втирай! Жечь будет сильно, терпи. Как натрешься, ляг и жди, мазь сквозь кожу внутрь проникнуть должна. Да не только живот, еще промеж ног намажь, тогда уж точно ребенок мёртвым из тебя выйдет…

– Я его буду рожать? – удивленно спросила Матрена.

Упыриха зло взглянула на нее.

– Конечно! А ты как думала? Что он внутри тебя возьмет да и рассосется?

Матрена легла на лавку, стыдливо задрала платье и уже приготовилась мазать горько пахнущей мазью живот, как вдруг увидела, что Упыриха, накинув на себя тулуп, выходит из избушки. Сердце у Матрены ушло в пятки.

– А ты? Ты разве мне не поможешь? – испуганным голосом окликнула она старуху, – Как же я одна-то?

Упыриха остановилась в проеме, запуская внутрь через открытую дверь клубы морозного воздуха.

– Даже пальцем не пошевелю, чтоб помочь, – ответила она, – раз ты расхрабрилась живое дитя погубить, то и черную работу сама выполнишь. Как выйдет мертвое дитя из тебя, ты его возьми и в печь брось. Справишься!

Старуха ушла, и Матрена осталась одна. Сжав зубы, она запустила руку в чашку, зачерпнула немного мази и яростно размазала ее по животу. Кожу тут же зажгло огнем. Ребенок тревожно стал толкаться в ее чреве, и от этого Матрене стало не по себе. Но она, сжав зубы, снова и снова намазывала живот, втирала в кожу черное, едкое месиво.

В избушке было тихо, лишь в печи потрескивали дрова. Этот звук вдруг привлек внимание Матрены. Она повернула голову, взглянула на печь. То ли от волнения, то ли от того, что отвар, которым напоила ее ведьма, имел какое-то странное действие, Матрене вдруг померещилось, что у печи стоит женщина. Вокруг головы ее была красиво уложена длинная черная коса. Женщина повернулась к ней, и Матрена открыла рот от изумления – у печи стояла она сама, и на руках она держала сверток с младенцем.

Личико малыша было красным и сморщенным, как будто он совсем недавно родился. Молодая мать качала его на руках и беззвучно пела, и лицо ее при этом светилось от любви и нежности. Она смотрела на ребенка, целовала его в открытый лобик. Она любила его всей душой. Но… Это был лишь мираж, призрачное видение. Настоящая Матрена потрясла головой, чтобы прогнать видение, она была полна решимости. Лежа на лавке, она со злой яростью втирала черную мазь в живот, чтобы погубить свое нерожденное дитя…

***

Упыриха вернулась в избушку затемно. Внутри было темно и тихо. Печка давно протопилась, но все еще отдавала тепло. Поставив заснеженные валенки к печи, Упыриха бросила на пол тулуп, подышала на озябшие руки и только после этого зажгла лучину.

– Эй, девка! – позвала ведьма скрипучим голосом.

Матрена лежала на лавке и не шевелилась.

–Эй! Ты живая? Чего помалкиваешь? Помереть-то, вроде как, не должна была!

Матрена на зов не откликнулась. Старуха подошла к ней, склонилась к ее лицу, чтобы проверить дыхание и положила морщинистую ладонь на живот. Чашка с заговоренной мазью была пуста, лишь на дне виднелись черные разводы. Упыриха прижала руки ко рту и протяжно выдохнула:

– Ох, ох, ох…

Из темных, полных ночных теней, глаз старой ведьмы, выкатились две крупные, прозрачные слезы. Они покатились по морщинистым щекам и капнули на черную, изношенную до дыр, ткань ее длинного платья.

– Ох, ох, ох… – повторила она.

Отойдя от лавки, старуха села на табурет и стала сидеть так, неотрывно глядя на бледное лицо Матрены.

Глава 8

Ведьма Упыриха сидела возле Матрены и шумно вздыхала. И вот, спустя несколько часов, Матрена, наконец, пошевелилась. Повернув голову к свету дрожащей лучины, она посмотрела на старуху и разрыдалась.

– А ты оказалась сильнее, чем я думала! – устало произнесла Упыриха.

– Нет, я слабая! – всхлипнула Матрена.

– Ты просто не знаешь всей своей силы, девка!

В голосе ведьмы послышалась гордость.

– Но я не смогла! Не смогла! Его надо было убить, выродить и сжечь в печи, но… Я не смогла, – сквозь слезы проговорила Матрена.

Упыриха поднялась с табурета и, держась за сгорбленную спину, подошла к Матрене.