Кошка и Токио

– А кто автор?

– Ниси Фуруни.

У Киоко вспыхнул в глазах огонек.

– О! Мне так нравятся его рассказы!

Фло аккуратно сложила использованную бумагу.

– Мне тоже.

– Послушай, Фло, быть может, это прозвучит странно… Но у тебя ведь есть интерес к кандзи, китайским иероглифам, верно?

Фло кивнула.

– А в каллиграфии ты себя не пробовала?

– Пробовала. Мне нравится.

– А ты не желаешь ходить со мной на курсы каллиграфии? Я как раз подыскивала себе компанию. Не хочется ходить туда одной.

Фло слабо улыбнулась:

– Я была бы очень рада!

– Отлично! – просияла Киоко. – Я нашла курсы в Тибе. Правда, это далековато от Токио, но…

– Без проблем. Я с радостью буду туда ездить!

– Замечательно.

– Спасибо тебе, Киоко!

Они критично оглядели друг друга в зеркале, готовясь вернуться в огромный душный офис с открытой планировкой. Фло стерла со щек потеки туши, подправила, как могла, подводку. Киоко лишь перевязала хвост и терпеливо подождала коллегу.

Когда Фло была готова выйти на люди, она кивнула Киоко.

Та взяла ее за запястье и уже на выходе из дамской комнаты спокойно проговорила:

– Да, это большой и суровый город, Фло, но ты в нем не одна. Никогда этого не забывай.

После чего, дважды пожав ей кисть, Киоко отпустила руку. Они возвращались каждая к своему компьютерному столу, заранее зная, что их пути вот-вот снова разойдутся. Но эти несколько шагов по коридору, что вели их к отгороженным отсекам офиса, они прошли бок о бок. Вместе.

Фло села за рабочий стол и взялась за мышку.

Потом легко вздохнула и улыбнулась.

Осенние листья

– Я хочу, чтобы ты дал мне пощечину и заставил принять в рот, – почти шепотом произнесла по-английски Мари. – И чтобы вставил мне хорошенько.

Джордж не нашелся что сказать. Он попытался что-либо ответить, но смог издать лишь тихий стон.

– Хорошо? – Мари оторвала взгляд от кофе и посмотрела Джорджу в глаза. – Ты ведь сделаешь для меня это? Когда в следующий раз займемся сексом.

– Но зачем? – Джордж неуютно поерзал на сиденье.

– Затем, что я тебя об этом прошу. Вот зачем.

– Но ведь я люблю тебя! Зачем мне обращаться с тобой подобным образом?

Девушка прищурилась:

– Если любишь, сделай то, что я прошу.

– Но зачем?

– Потому что это доставит мне удовольствие.

Они сидели в кафе Mister Donuts в Коэндзи, потягивая из красных чашек черный кофе. Джорджу было уже за сорок, Мари – тридцать с небольшим. Они расположились на верхнем этаже большого магазина пончиков, из окон просматривалась железнодорожная станция. С характерным перестуком, словно соблюдая некий ритмический рисунок, мимо проносились поезда, слышались станционные звонки и объявления насчет платформ и путей.

Солнце вовсю заливало лучами кафе, и в заведении было уже достаточно жарко для осеннего утра. Небо было без единого облачка, и кондиционер гудел, слегка пощелкивая, устав после долгого жаркого лета, когда он творил благословенную прохладу для тысяч посетителей.

В зале было всего несколько человек: пожилой мужчина с тростью, сидевший в одиночестве, три весело пересмеивавшихся старшеклассницы да небольшая компания молодых мамочек, которые, уставясь в смартфоны, лениво покачивали в колясках своих малышей и успокаивали их, когда те начинали звать маму или плакать.

Мари немного понаблюдала за детьми в колясках, затем перевела взгляд на Джорджа, сидевшего за столиком напротив. Рассеянно покусала пончик, который заказала для себя. Ее спутник достал и закурил сигарету.

Вздохнув, Мари взяла в руки потрепанный экземпляр «Над пропастью во ржи», окончательно закруглив таким образом сам собою затухший разговор.

Джордж взял шариковую ручку и продолжил писать в блокноте, свесив с губ дымящуюся сигарету:

Они встретились
В большом городском парке.
Листья – красное золото.

Он был крепко пьян,

Она – трезва как стекло
В тот осенний день.

Он пил до утра,

Не в силах остановиться,
[убрать лишний слог?]

Вплоть до рассвета.

Она каждый год

Подбирала красный лист
И клала в книгу.

Множество страниц,

целый каталог цветных
листочков жизни.

Он спросил ее,

Встревожив ее слегка.
В словах его дрожь:

– Что делаете?

– Ничего. Собираю
красные листья.

Как вам этот лист?

– Думаю, он прекрасен…
[надо закончить строфу!]

– Как насчет кофе?

– Что? С вами? Прямо сейчас?

– Да. Отчего бы нет?..

Джордж прервался. Как все-таки сложно было писать стихи в размере хайку[78]! От этой структуры с жестко заданным количеством слогов – пять, семь и пять – у него уже раскалывалась голова. Однако Джордж считал себя истинным пуристом. Он терпеть не мог, когда европейцы с американцами переводили хайку на английский, начисто теряя слоговую структуру стиха.