Кошка и Токио

Вечер входит в свои права, и небольшие компании белых воротничков и офисных леди вовсю слоняются вдоль деревянных навесов вблизи станции, выбирая, где бы выпить и закусить после работы. Почти над головой у них вырастают из темноты и в темноту же уносятся поезда, где обливающиеся потом пассажиры плотно прижаты к стеклянным окнам. Но только самые заядлые гуляки отваживаются ходить по городу холодными и мокрыми вечерами в пору цую – сезона дождей[106]. Так что на улицах нынче спокойнее и тише, чем обычно.

Наконец Вада останавливается перед довольно шатким с виду деревянным строением, возведенным небось еще в эпоху Сёва. Из тех, что правительство грозилось снести перед Олимпийскими играми в Токио. Однако владельцы заведения и завсегдатаи яростно вступились за них, делая все возможное, чтобы сноса не допустить.

– О! Вот мы и пришли, – важно объявляет Вада, упирая руку в бок.

Прищурившись, Ямадзаки разглядывает старенькую деревянную вывеску с написанным от руки текстом, висящую над раздвижными дверями, как будто изучает некое иностранное слово. Начертание там допотопное, с каллиграфическими росчерками. И Ямадзаки медленно и выразительно зачитывает вслух:

– «Хи-ро-сим-ски-е о-ко-но-ми-я-ки».

На стене есть еще одна вывеска – светящаяся и тихонько жужжащая под дождем:

Бз-з-з-з-з

Окономияки

Открыто

Бз-з-з-з-з

Ямадзаки озадаченно вглядывается в жужжащую табличку. На ней крутится анимация, в которой толстячок-мальчишка двумя палочками засовывает в широко открытый рот еду. Когда с карниза над головой на вывеску падают капли дождя, она слегка искрится и гудит.

– Заходи, – сдвигает Вада дверь заведения.

Стеклянные панели в старой деревянной раме издают громкое дребезжание, мгновенно приводя в движение пожилого мужчину, сидящего с журналом позади стойки. Тот вскакивает на ноги.

– Irasshai![107] – громко приветствует он.

– О, привет, Тэнтё! Konbanwa[108], – улыбается в ответ ему Вада, опуская и складывая зонт.

Входя в дверь следующим, Ямадзаки натыкается на Ваду.

– С дороги, чудила! – возмущается Ямадзаки, стряхивая воду с зонта и пытаясь протолкнуть Ваду поглубже в крохотное помещение старенькой закусочной. – Я промок до нитки! Может, в Хиросиме в сезон дождей получше?

– В Хиросиме вообще всегда и всё получше. Правда, Тэнтё? – подмигивает хозяину Вада.

Тот с готовностью кивает, вытирая руки о фартук.

– Не нагоняй на меня тоску по дому, – говорит он.

– Тэнтё, это мой приятель Ямадзаки. – Вада тычет коротким толстым пальцем в своего спутника. – Он хоть и из здешних, из токийцев, но на самом деле вполне нормальный мужик.

Ямадзаки убирает сложенный зонт в специальную стойку возле двери и, прижав руки к бокам, церемонно кланяется Тэнтё:

– Для меня честь с вами познакомиться. Пожалуйста, отнеситесь ко мне с добром, – отдает он дань традиции.

Вместо ответа Тэнтё машет перед лицом руками:

– Давай-ка без формальностей! Садись-ка лучше, расслабься.

– Садись, садись! – подхватывает Вада. Оба приятеля усаживаются перед барной стойкой.

– Что будете пить? – справляется Тэнтё.

– Немедля пива, – отвечает Вада.

Хозяин достает из морозильной камеры два заледеневших пивных бокала с ручками и отступает, чтобы их наполнить. Первый раз за все это время в кафе наступает тишина, и слышится лишь непрерывное глухое потрескивание дождя на улице, напоминающее звучание старой виниловой пластинки.

У Ямадзаки озадаченное лицо. Он обводит взглядом сумрачное и не слишком опрятное заведение. Его глаза натыкаются на старые туристические постеры с видами Хиросимы, на чучело какой-то птицы в углу. При ее виде он удивленно вскидывает бровь. Но больше всего ему сейчас не дает покоя вопрос, почему Вада только что сказал: «Немедля пива»?

– Вада, а ты когда потребовал «Немедля пива», то имел в виду «сию же минуту»?

– Просто у нас, в Хиросиме, под этим подразумевается «пивка для рывка», – объясняет Вада, вытирая со лба потеки дождя.

– Ага, – кивает Ямадзаки. – А это…

– Что?

– Ну, не звучит ли это как-то… неучтиво?

– Ямадзаки, у нас в Хиросиме все разговаривают друг с другом тепло и душевно. Это вы тут, в Токио, вечно холодные и чопорные, – насмешливо фыркает Вада.

Ямадзаки так и не может понять, то ли это нападки в его адрес, то ли Вада просто зубоскалит.

– Тэнтё, а не хочешь ли и ты пропустить с нами по пивку? – предлагает Вада хозяину.

– Вообще-то не положено, но… – Тэнтё быстро берет себе емкость из морозилки, отступает к дальней стене и вскоре возвращается с полным по самый ободок бокалом. – Чего я теряю-то, а?

Втроем они чокаются, хором восклицая:

– Kanpai!

Некоторое время шум дождя сопровождается звуком глотков, после чего все трое, переводя дыхание, в унисон издают:

– Уф-ф-ф!

Над их головами раздается скрип доски. Глянув наверх, Тэнтё качает головой.

– Экая шумная женщина! – с досадой произносит он и снова надолго припадает к пиву. Затем обращается к посетителям: – Ну, как идут дела в мире таксистов?

– Как всегда, ужасно, – невесело кивает Вада.

– С нетерпением ждем Олимпиады, когда в город съедутся многочисленные иностранные гости.