Кошка и Токио

– Тэнтё, вызови нам такси! – просит Вада.

– Сами и вызовите, – усмехается тот. – Скажите, пусть таксистам подадут такси.

Вада вперивает свои мутные и красные глаза в Тентё, и тот, вздохнув, идет к телефону.

Ямадзаки обращает взгляд на девушку:

– Она уже целую вечность ест эту рыбу.

– Такси будет через пятнадцать минут, – вешает трубку хозяин.

– Спасибо тебе, Тэнтё! – произносит Вада и плюхается щекой на стойку.

Тэнтё лишь качает головой.

– А она как до дома доберется? – кивает Ямадзаки на девицу.

– За нее не беспокойся, – отвечает Тэнтё.

– Мы могли бы взять такси на троих. – И Ямадзаки тяжело нависает над стойкой: – Эй, дорогуша!..

– Не надо ничего такого, Ямадзаки-сан, – встает между ними Тэнтё. – Она может позаботиться о себе сама.

– Да я просто подумал… – Ямадзаки глядит на пустой стаканчик из-под сётю, раздумывая, не приложиться ли еще к опорожненной на три четверти бутылке.

Тут вмешивается Тэнтё и берет в руки бутылку:

– Вот смотри: я пишу на ней твое имя и ставлю на полочку за стойкой. До следующего раза, как вам захочется ко мне наведаться. Идет?

– Классно придумано! – восклицает Ямадзаки. – Мы однозначно придем сюда еще! Это была лучшая хиро… окономияки, что я пробовал в своей жизни!

Тэнтё довольно сияет.

– Всегда буду рад видеть, в любое время! – говорит он. Потом кивает на Ваду: – И этого тоже, если только в следующий раз он не станет так напиваться.

Вада поднимает голову со стойки и недоумевающе бурчит:

– Да я вроде не так сильно и напился.

– Поезжай-ка ты проспись! – кивает Тэнтё. – Такси скоро…

Свет отключается опять.

– Сидите тихо. Не волнуйтесь…

Вновь раздается удар в стену, слышится поскрипывание половиц. Лампы на потолке помаргивают, вспыхивают… И снова наступает тьма.

– Проклятье! – ворчит во мраке Тэнтё. – Сидите. Пойду возьму фонарь.

Слышатся шаги Тэнтё, выходящего в заднее помещение, виден слабый свет от его мобильника, с которым он пытается что-то найти.

– Жуть какая, – шепчет Ямадзаки.

– Не пори чушь! – маловнятно произносит Вада.

Тут до них снова доносится – на сей раз еще более тихо – странный глухой вой.

– Оно опять здесь! – шепчет Ямадзаки.

Слышно, как в задней комнате Тэнтё восклицает:

– Во! Идеально! – И оттуда к стойке проливается свет. Широкий луч медленно движется к залу, и подсвеченное лицо хозяина приобретает немного потусторонний вид. Фонарь отбрасывает на его лицо демонические тени.

Тэнтё ставит фонарь на барную стойку.

– Ну что? У всех все в порядке? – справляется он.

– У меня да, – отзывается Ямадзаки.

– У меня тоже, – поднимает голову Вада.

Тишина.

Они смотрят туда, где сидела девушка, но ее не видно.

– Одзё-сан? – зовет ее Тэнтё. – С вами все хорошо?

– Она что, там?!

– Тш-ш-ш! – касается его плеча Вада.

Тот же непонятный звук слышится снова, уже громче прежнего. И от дальнего конца стойки доносится шорох. Что-то словно движется по полу.

Трое мужчин низко пригибаются. Тэнтё хватает в руку нож, Вада берет фонарь, и все вместе они пробираются к дальнему углу закусочной. Откуда-то из-под стойки доносится царапанье когтей, ноздри прошибает едкий запах. Мужчины застывают на месте, переглядываются, затем осторожно заглядывают за стойку.

Оттуда на них смотрят блестящие зеленые глаза. Молниеносно высовывается язык, облизывая испачканные рыбой губы.

И в этот миг гаснет фонарь.

Детектив Исикава Примечания к делу. Часть 2

Тянется неделя за неделей. Работаю я не торопясь. Работаю упорно. Работа – это как раз то, что я люблю.

Большой город держится на работе. Токио – это то место, где стоит хоть на секунду перестать работать, и тебя тут же проглотят и забудут. Это, видно, и случилось с теми бедолагами, что сидят по паркам на своем дешевом синтетическом брезенте и бухают до одури. Большинство из них наверняка просто не смогли все время идти в ногу с городом.

Большой город не отдыхает. Ни за что и никогда!

В особенности по ночам. Сон – это всего лишь то, что Токио совмещает с работой. Самое сонное время в Токио – примерно в половину пятого утра. В этот час только-только начинает светать, еще работают ночные такси: одни мчат людей с утра пораньше на работу, другие развозят поздних гуляк по домам. Поезда еще не пошли, но каких-то тридцать минут – и они бодренько почухают по рельсам, будто и не отдыхали. Единственное, что может ненадолго притормозить их ход, – это какой-нибудь «прыгун». Очередной жалкий неудачник, не сумевший угнаться за большим городом… Они спрыгивают на рельсы, надеясь таким образом очутиться в лучшем мире. А железнодорожная компания затем предъявляет иск к семье погибшего. Предполагается, что это как-то удержит потенциальных «прыгунов» от срыва расписания движения поездов, ведь Токио терпеть не может, когда что-то выбивается из графика. Но, похоже, для некоторых это не такой уж сдерживающий фактор. К тому же у некоторых, быть может, даже нет семьи, которой можно было бы предъявить подобный иск. Что терять им в таком случае, не так ли?

Наш город – одна из самых крупных в мире тюрем. Тридцать миллионов населения!

Совсем иное – город, где я вырос!