Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

— Вот в этом вы правы, — согласился Дэвид. — Если в тексте есть хотя бы намек на безумие, тут уж актера не удержишь! И то же самое со смертью на сцене. Ни один актер не позволит себе просто упасть на сцене и умереть. Он должен застонать, зашататься, закатить глаза, начать ловить ртом воздух, хватаясь за сердце или за голову, — в общем, — устроить из этого отдельный спектакль! Кстати о спектаклях. Как вам филдинговский Макбет? Мнения критиков очень разошлись.

— По-моему, он грандиозен, — сказала Гермия. — Например, сцена с врачом после сцены сомнамбулизма:[138] «Придумай, как излечить недужное сознанье»[139]. Он выявил для меня в тексте то, на что я никогда не обращала внимания: на самом-то деле Макбет приказывает врачу убить жену. И при этом он ее любит. Филдинг показал боренье страха и любви в душе Макбета. «Что б умереть ей хоть на сутки позже!»[140] — эти слова он произнес так, что они просто потрясли меня!

— Шекспир, наверное, очень бы удивился, посмотри он сегодня свои пьесы, — сухо отозвался я.

— Ну, мне кажется, Бербедж[141] и иже с ним и так неплохо поработали, чтобы вытравить из них подлинный шекспировский дух, — сказал Дэвид.

— Вообще идеи постановщика для драматурга служат неиссякаемым источником удивления, — негромко проговорила Гермия.

— Но разве не Бэкона[142] попросили сочинить шекспировские пьесы? — спросила Поппи.

— Эта теория безнадежно устарела, — ласково ответил Дэвид. — А о Бэконе-то что тебе известно?

— Он изобрел порох, — гордо выпалила Поппи.

— Знаешь, за что я люблю эту девушку? — сказал Дэвид. — За то, что от нее услышишь подчас самые невероятные вещи! Фрэнсис Бэкон и Роджер Бэкон[143] — это разные люди, милочка.

— Мне показалось любопытным, что Филдинг выступил в качестве третьего убийцы, — заметила Гермия. — Так и раньше делали?

— Наверное, — сказал Дэвид. — Удобно все-таки, — продолжал он, — иметь возможность, когда надо, нанять убийцу. Забавно было бы, если б и сейчас это практиковалось.

— Но это практикуется, — возразила Гермия. — Гангстеры. Бандиты — или как их там называют? Чикаго и прочие приятные места.

— Нет, — сказал Дэвид. — Я не о гангстерах, и не о рэкетирах, и не о так называемых королях преступного мира. Я имею в виду обычных людей, когда им надо от кого-нибудь избавиться: от конкурента по службе, от тети Эмили — такая богатая и, к сожалению, зажилась на, этом свете, от такого неудобства, как муж, оказавшийся некстати. А как было бы чудно позвонить в «Хэродс» и сказать: «Будьте добры, вышлите пару убийц получше!»

Все засмеялись.

— Но ведь это же можно сделать, правда? — проворковала Поппи.

Мы обернулись к ней.

— Каким образом, куколка? — спросил Дэвид.

— Я хочу сказать, если людям это надо… Как ты говоришь, обычным людям, ну, как мы… Только, по-моему, это очень дорого.

Глаза Поппи были бесхитростно распахнуты, губки слегка приоткрыты.

— Про что ты говоришь? — заинтересовался Дэвид.

Поппи смутилась.

— Ну… я думаю… я, наверно, спутала… Я имела в виду… «Бледный конь» и все такое прочее.

— Какой еще бледный конь? Что за конь?

Поппи вспыхнула и потупилась.

— Я сказала глупость. Кто-то что-то говорил про это… Я, наверное, не так поняла.

— Съешь-ка лучше сбитых сливок! Они вкусные, — ласково сказал Дэвид.

2

Как всем известно, одна из странностей жизни заключается в том, что, раз услышав что-нибудь, можно быть почти уверенным, что услышишь это и вторично. На следующее же утро я получил этому подтверждение.

Раздался телефонный звонок, и я снял трубку:

— Флаксман три тысячи восемьсот сорок один.

В трубке вздохнули. Затем послышался голос — запыхавшийся, но решительный:

— Я все обдумала и приеду.

Я лихорадочно соображал.

— Отлично, — медленно проговорил я, пытаясь потянуть время, — ведь… э… это…

— В конце концов, — произнес голос, — молния же дважды не ударяет в одно и то же место!

— Вы уверены, что верно набрали номер?

— Конечно. Вы Марк Истербрук, разве не так?

— Понял! — воскликнул я. — Миссис Оливер!

— О, — удивленно произнес голос, — вы не знали, с кем говорите? Я не догадалась. Я насчет Роды и ее благотворительного праздника. Я приеду и подпишу эти книжки, если ей так хочется.

— Вы крайне любезны. Вы, конечно, остановитесь у них.

— А выпивки не предвидится? Вы знаете, как это обычно бывает, — продолжала она. — Подходят люди, спрашивают, над чем я в данный момент работаю, хотя, по-моему, и так ясно, что в данный момент я вовсе не работаю, а пью лимонад или томатный сок. Они заявляют, что обожают мои книги, и слышать это, конечно, приятно, но никогда не знаешь, что им на это ответить. Фразу «я рада» можно истолковать как «рада познакомиться» и счесть банальной, какой она, впрочем, и является. Вы думаете, после они не потащат меня в «Розового коня» выпить?

— В «Розового коня»?

— Ну в «Бледного коня». Все эти кабачки… я не очень-то в них разбираюсь. Нет, пива выпить в крайнем случае я могу, только потом от него очень уж в животе бурчит.

— Про какого «Бледного коня» вы сказали?