Космическая опера

Утро прошло, и в десять часов шесть минут началась вторая половина дня. В час тридцать Дайрус Больцен и его помощник приземлились рядом с кораблем на реактивной платформе. На коменданте были брюки из плащевой ткани, тяжелые сапоги и куртка с капюшоном. У него на поясе висело оружие. Больцен направился в каюту леди Изабель, где она вносила последние поправки в либретто: «Очень сожалею, но мне придется пропустить ваш спектакль. Нужно заняться одним неприятным делом. Сюда направляется банда бзантов-бродяг, известная опасным и непредсказуемым поведением. Необходимо отвадить их, прежде чем они займутся разрушением лишайниковых террас».

«Какая жалость! – воскликнула леди Изабель. – После всего, что вы для нас сделали! Но местные жители все равно придут?»

«Разумеется. Они прекрасно знают, когда начнется представление, и придут в три часа пополудни. Может быть, я еще успею вернуться к последнему акту!» – комендант вернулся на платформу, и, воспарив над равниной, та поплыла на север.

«Увы! Значит, комендант пропустит оперу. Что ж, ничего не поделаешь! – заключила леди Изабель. – А теперь, внимание! Слушайте все! Сегодня слова „подземелье“ и „каземат“ не используются. Они заменяются словом „пустыня“».

«Какая разница? – возмутился Герман Скэнтлинг. – Мы поем по-немецки, а местные чудища ни слова не понимают по-немецки!»

Леди Изабель ответила с мягкостью, заставлявшей насторожиться тех, кто хорошо ее знал: «Наша цель, господин Скэнтлинг, заключается в создании эмоционально напряженной атмосферы, правдоподобной как для слушателей, так и для исполнителей. Если сценические декорации изображают пустыню – а так оно и будет – называя пустыню „подземельем“, вы будете испытывать внутреннее противоречие, несмотря на то, что поете по-немецки. Я понятно выражаюсь?»

«Но слогов стало меньше! – рычал Отто фон Шируп. – В словах „der Burgverlies“ – четыре слога, а в словах „die Wüste“ – три».

«Вам придется как-нибудь приспособиться».

Приближалось назначенное время начала представления. Музыканты собрались в оркестровой яме. Сэр Генри Риксон поднялся к пюпитру и наскоро просмотрел партитуру. За кулисами, обмениваясь взаимными упреками, приглушенными ругательствами и раздраженными восклицаниями, певцы натягивали на себя шкуры бизантавров, а бутафоры пытались подогнать самые неподходящие части этих импровизированных костюмов.

Без пяти минут три леди Изабель вышла наружу, чтобы взглянуть на равнину. «Зрители уже должны были бы собираться, – сказала она, повернувшись к Бернарду Бикелю. – Надеюсь, не возникло какое-нибудь недоразумение, связанное с расписанием?»

«Чертовски жаль, что Больцен отлучился! – отозвался Бикель. – Может быть, бзанты ждут, чтобы кто-нибудь их привел – или что-нибудь в этом роде. Вы же помните, Больцен говорил, что они побаиваются открытых пространств».

«Помню. Возможно, Бернард, вам следует прогуляться к пещерам и узнать, в чем дело».

Бикель нахмурился, прикусил ус, но не смог выдвинуть никаких возражений. Он направился к станции, а леди Изабель вернулась за кулисы, чтобы убедиться в готовности труппы. Увидев происходящее, она в смятении развела руками. Как это не походило на достойное, непринужденно элегантное поведение, приличествующее знаменитостям мирового класса! Ее встретили разгневанные, вызывающе упрямые тенора, сопрано и басы. Одна надела шляпку на вторую голову, другой засунул две из четырех рук в рукава плаща, а другие закинули их за плечи. Развернувшись на каблуках, леди Изабель удалилась.

Еще через пятнадцать минут Роджер сообщил ей, что Бернард Бикель вернулся с бизантаврами.

«Превосходно! – откликнулась леди Изабель. – Будь так любезен, рассади их как следует, Роджер. Не забывай: чем длиннее кайма шейного платка, тем больше престиж ее обладателя».

Роджер кивнул и поспешил доказывать свою полезность. Бернард Бикель явился к леди Изабель с отчетом: «Они уже шли сюда – по-видимому, возвращались с прогулки, из-за которой и опоздали. Я напомнил им, что представление уже начинается, и они гурьбой побежали к кораблю».

Посмотрев в глазок из-за кулис, леди Изабель убедилась в том, что зрительный зал действительно заполнили бизантавры. Собравшись большой толпой, бзанты выглядели еще причудливее и еще меньше походили на людей; пожалуй, они производили даже угрожающее впечатление. Немного поколебавшись, леди Изабель выступила на сцену, чтобы приветствовать аудиторию.

«Дамы и господа, наш небольшой гастрольный театр приветствует вас! Сегодня перед вами исполнят оперу „Фиделио“ Людвига ван Бетховена, одного из самых выдающихся земных композиторов. Мы предлагаем вам эту программу в надежде на то, что после этого хотя бы некоторые из вас захотят поближе познакомиться с земной музыкой. А теперь – так как я все равно не имею представления о том, насколько вы меня понимаете – пусть музыка говорит сама за себя! Итак – „Фиделио“!»

Сэр Генри Риксон взмахнул дирижерской палочкой: зазвучала увертюра.