Космическая опера

Гондар развернулся на каблуках и направился к двери. Говоря ему в спину, леди Изабель прибавила: «Будьте добры, известите астронавигатора о том, что наш следующий пункт назначения – Зейд, вторая планета системы Фи Ориона!»

Когда дверь каюты задвинулась за капитаном, Бернард Бикель повернулся к леди Изабель, подняв брови и широко раскрыв голубые глаза: «Странно! Почему, во имя всего не слишком святого, Гондару не терпится посетить именно какую-то определенную, но неизвестную планету в секторе Гидры?»

Но мысли леди Изабель были заняты другими вещами: «Какая разница? Мы все равно туда не полетим».

* * *

Пока леди Изабель и Бернард Бикель совещались с капитаном Гондаром, Роджер Вул, бесцельно бродивший по кораблю, проходил мимо театральной сцены в шаровом отсеке С. Оркестранты и певцы уже закончили ежедневную репетицию, но воздух над сценой еще помнил об их присутствии – в нем чувствовался смешанный привкус духов, камфоры, канифоли и машинного масла. Теперь сцену освещал единственный тусклый прожектор, и в одном из бутафорских кресел на ней неподвижно сидела Мэдок Розвин.

Она заметила Роджера, но безразличное выражение ее лица не изменилось. Роджер подошел к ней и сказал: «Я хотел бы, чтобы ты мне объяснила, почему ты ведешь себя… вела себя… почему ты рассказывала обо мне такие ужасные вещи. Я никогда тебя ни к чему не принуждал, даже не просил что-нибудь сделать против твоей воли…»

Девушка беззаботно отмахнулась: «В свое время мне казалось, что это было полезно. Пойми же, наконец, Роджер! Я – капризное, извращенное, бесстыдное существо. Я не то, что ты хотел во мне видеть».

«Не могу избавиться от ощущения, что ты меня использовала с какой-то целью, но не могу себе представить, с какой именно… Когда-то я думал, что ты испытывала ко мне искреннюю привязанность. Если это было так, если это все еще так – ради всего святого, скажи мне, и все это невероятное недоразумение рассеется…»

«Нет и не было никакого недоразумения, Роджер», – мягким, но совершенно бесстрастным тоном ответила Мэдок Розвин.

Посмотрев на нее еще несколько секунд, Роджер покачал головой: «Как такое воплощение красоты, чувствительности и ума может быть столь вероломным и бессердечным? Уму непостижимо!»

«А тебе и не нужно ничего понимать, Роджер. Беги к своей тетке. Она тебе даст какое-нибудь поручение».

Роджер отвернулся и ушел со сцены. Мэдок Розвин смотрела ему вслед безразлично, но слегка прищурив глаза – что могло ничего не означать или означать дюжину самых разных вещей.

* * *

Продолжая уныло бродить по кораблю, Роджер столкнулся с теткой у входа в салон, где та выслушивала жалобы Ады Франчини на странные звуки, раздающиеся в ее каюте.

Леди Изабель увидела Роджера и, в самом деле, сразу придумала ему поручение: «Роджер, ты не замечал какой-то глухой скрежет в шаровом отсеке D? Он раздается время от времени, но не регулярно, и невозможно понять, чем он объясняется».

«Нет, не замечал», – угрюмо ответил Роджер.

«Мадемуазель Франчини говорит, что эти звуки очень мешают ей и другим исполнителям. Она уже извещала об этом капитана Гондара, но тот практически пренебрег ее замечаниями».

«Наверное, кто-нибудь храпит?» – выдвинул гипотезу Роджер.

«Я тоже так думала, но мадемуазель Франчини утверждает, что звуки вовсе не напоминают храп».

Роджер повторил, что не слышал никаких странных звуков.

«Тем не менее, я хотела бы, чтобы ты установил их причину и, если она носит механический характер, обратил на нее внимание главного технолога».

Роджер пообещал сделать все возможное и поплелся к шаровому отсеку D. Постучав в дверь каюты, которую Эфраим Цернер делил с Отто фон Ширупом, он осведомился, слышат ли они в последнее время какие-либо неприятные шумы.

И Цернер, и фон Шируп ответили положительно, хотя их показания несколько расходились. Эфраим Цернер упомянул о свисте, напоминающем звуки тростниковой дудки и сопровождающемся иногда пульсирующим скрежетом, тогда как фон Шируп назвал этот шум «глухими ударами под аккомпанемент скрипучего дребезга, создающими сущий бедлам, из-за которого невозможно ни работать, ни спокойно спать». Время появления неприятных звуков нельзя было предсказать: иногда они раздавались ежедневно, а иногда умолкали на пару дней, причем каждый раз шум продолжался довольно долго – примерно два часа, а то и дольше.

Роджер расспросил и других музыкантов. Одним таинственные звуки мешали больше, чем другим, и каждый определял существенные качества шума по-своему, хотя все соглашались с тем, что он был исключительно неприятен.

Роджер внимательно осмотрел помещения шарового отсека D, но во время обхода никакие шумы не раздавались. Он снова обратился к Аде Франчини и попросил вызвать его, как только она услышит звуки, причинявшие ей столько беспокойства, в каковом случае он обещал произвести более тщательное расследование.

Примерно через шесть часов у него появилась такая возможность. Ада Франчини нашла Роджера, и он, выполняя обещание, поспешил вслед за ней к отсеку D. Певица пригласила его к себе в каюту и подняла палец: «Слушайте!»