«Их на самом деле не так уж много. Разумеется, заключенным нельзя передавать оружие, наркотики или спиртные напитки. Охранники будут контролировать доступ к кораблю, а всем вашим пассажирам и команде надлежит возвращаться на борт корабля до наступления темноты. Как правило, заключенные ведут себя хорошо, но среди них, само собой, попадаются не поддающиеся воспитанию личности, склонные к непредсказуемым выходкам. Например, я ни в коем случае не рекомендую какой-либо привлекательной молодой женщине отправляться на прогулку в одиночку – гостеприимство местного населения может показаться ей чрезмерным».
«Мы вывесим соответствующие предупреждения, – чопорно сказала леди Изабель. – Хотя я сомневаюсь в том, что среди участниц нашей труппы найдется настолько непредусмотрительная особа».
«Еще одно требование: вы должны вручить нам список всех находящихся на борту, без исключения, чтобы мы могли быть уверены в том, что с Проказы улетит ровно столько же людей, сколько прибыло – не меньше и ни в коем случае не больше».
Капитан Гондар передал инспектору требуемый список; офицеры удалились, и «Феб» спустился с орбиты на посадочную площадку Столовой горы.
«Феб» еще не посещал такую маленькую планету – диаметр Проказы составлял всего лишь чуть больше одиннадцати тысяч километров. С орбиты поверхность планеты казалась гладкой и однородной, темно-зеленого оттенка землистого мха, с едва заметным потемнением на полюсах. Как оказалось, зеленый оттенок объяснялся тем, что по всей планете простиралось пульсирующее, испускающее удушающие миазмы болото, а исправительная колония разместилась на плоской вершине гигантской вулканической пробки, возвышавшейся над болотом на шестьсот метров и достигавшей пригодного для дыхания и более прохладного верхнего слоя атмосферы. Исходная экологическая система поверхности плато была модифицирована, и теперь здесь преобладала земная растительность.
На первый взгляд колония производила впечатление небольшого мирного пригородного района. Учрежденческий внешний вид имело только одно строение – четырехэтажный железобетонный блок с окнами, застекленными импенетрексом; здесь проживали губернатор и его персонал. Поодаль находились четыре аккуратных поселка, производственный комплекс, насколько лавок и складов, контор и баз, полностью укомплектованных персоналом из числа заключенных. По всей видимости, каторжане передвигались без охраны, без опаски и не украдкой, хотя их невозможно было принять за свободных людей. Разница с трудом поддавалась определению – возможно, потому, что в каждом индивидуальном случае свойственное заключенным сочетание меланхолии, подобострастия, отчуждения, жгучего ожесточения и отсутствия непосредственности проявлялось особым, зависящим от наследственности и приобретенных наклонностей способом.
Другое общее свойство каторжан могло бы оставаться незаметным, если бы не то обстоятельство, что все они носили тюремную униформу – серые штаны и голубые куртки. Рассматривая толпу, собравшуюся, чтобы поглазеть на «Феб», леди Изабель попыталась сформулировать это свойство. «Странно! – сказала она, повернувшись к Бернарду Бикелю. – Почему-то я ожидала увидеть более отталкивающую группу людей с жестокими и грубыми физиономиями, явных болванов и тому подобное. Никто из этих каторжан, однако, не привлек бы особого внимания на каком-нибудь званом ужине или приеме в высшем свете. По сути дела, всем им свойственна ничем не примечательная внешность».
Музыковед подтвердил справедливость этого наблюдения, но никак не мог объяснить такое сходство. «Возможно, это как-то связано с тем, что они одинаково одеты», – неуверенно предположил он.
Во время второго совещания со старшим инспектором леди Изабель снова подняла этот вопрос: «Это всего лишь игра воображения, или заключенные действительно чем-то друг на друга похожи?»
Старший инспектор, достаточно привлекательный и хорошо сложенный человек с правильными чертами лица, был несколько удивлен: «У вас возникло такое впечатление?»
«Да, хотя это сходство очень трудно определить. Я вижу здесь людей всевозможных соматических типов, высоких и низких, тучных и худых, но в каком-то отношении…» Она прервалась, пытаясь подыскать слова, подходящие для выражения почти интуитивного заключения.
Инспектор вдруг усмехнулся: «Кажется, я могу это объяснить. Ваше заключение относится скорее к отсутствию, нежели к наличию – носит негативный, а не позитивный характер – а общее отсутствие конкретного признака труднее определить, чем наглядное сходство».
«Возможно, вы правы. Но меня приводит в замешательство то, что я не замечаю здесь типичных „уголовных физиономий“ – хотя, конечно, я не стала бы защищать научную обоснованность такого термина».
«Вы очень наблюдательны. Действительно, мы прекрасно сознаем этот факт. Мы не хотим, чтобы в нашей колонии были явно уголовные типы».
«Но как вам удается их избегать? Ваше учреждение славится как „исправительная колония для неисправимых“. Можно было бы ожидать присутствия множества уголовных типов».