«К нам поступает достаточное число таких типов, – признал инспектор. – Но они здесь долго не задерживаются».
«Что вы имеете в виду? Их ликвидируют?»
«Нет, конечно нет. Ничего подобного. Мы считаем, что уголовная внешность и преступные наклонности взаимосвязаны – одно способствует другому. Другими словами, многие люди – особенно те, кто легко поддаются внушению – ощущают внутреннее побуждение действовать в соответствии с символическим истолкованием своей физиогномики. Человек с выдающимся подбородком, изучая отражение в зеркале, говорит себе: „Ага! Я – волевой, агрессивный человек!“ Этот вывод оказывает подсознательное влияние, когда такой человек решает совершить тот или иной поступок. Человек с маленькими слезящимися глазками и припухшими красноватыми веками знает, что его внешность создает впечатление хитрости, скрытности, болезненной уклончивости – и ощущает внутреннее стремление исполнять соответствующую роль. Действуя таким образом, он, разумеется, тем самым подтверждает общераспространенное предубеждение, благодаря которому и возникло первоначально такое истолкование внешности. Здесь, на Проказе, мы обращаем пристальное внимание на эту взаимосвязь – хотя бы в целях самосохранения. Когда к нам поступает заключенный с маленькими блестящими глазками, едва заметным подбородком, безвольно полуоткрытым ртом и злобным или идиотским выражением лица, мы направляем его в так называемые „реконструкционные лаборатории“, где устраняются наиболее деморализующие внешние признаки. Полагаю, что персонал этих лабораторий – состоящий, разумеется, из каторжан – проявляет тенденцию к стандартизации некоторых оптимальных характеристик, в связи с чем вы замечаете не только отсутствие маленьких бегающих глазок, безвольных подбородков и похотливых ртов, но и необычно высокую, в статистическом отношении, концентрацию прямых носов, благородных лбов, волевых челюстей и доброжелательных взглядов».
«Ага! – воскликнула леди Изабель. – Вот в чем дело! И такие косметические операции приводят к положительному изменению характера?»
«В большинстве случаев – хотя, конечно, нашу колонию никак нельзя назвать обществом филантропов-идеалистов» – отозвался старший инспектор, покривив губы в иронической усмешке.
«Кстати, я никак не могу понять, как такой малочисленный административный персонал умудряется контролировать тысячи отчаянных каторжан, – продолжала любопытствовать леди Изабель. – Население вашей колонии неизбежно должно подразделяться на множество фракций, клик и – как это у них называется? – „малин“. Не говоря уже об откровенном неподчинении и мятежах».
Инспектор не мог не признать справедливость возникших у леди Изабель вопросов: «Действительно, в отсутствие строгой дисциплины нам пришлось бы сталкиваться с такими проблемами. Мы контролируем распределение определенных привилегий; кроме того, в нашем распоряжении несколько хитроумных средств. Одно из уникальных, существующих только в нашей колонии учреждений – так называемая „надзирательная милиция“, состоящая из самых ответственных заключенных. Милиция действует в качестве подразделения судебной власти, а судебные функции также осуществляются заключенными. Разумеется, приговоры пересматриваются губернатором, но он редко вмешивается, даже в тех случаях, когда провинившихся приговаривают к десанту».
«К десанту?»
«Осужденного отвозят на аэробарже на противоположную сторону планеты и сбрасывают с парашютом».
«В заболоченные джунгли? Но это равносильно смертной казни!»
Инспектор поморщился: «Такой вывод невозможно сделать с полной уверенностью – но никто из десантников еще не возвращался».
Леди Изабель содрогнулась: «Полагаю, что даже общество преступников вынуждено прибегать к средствам самозащиты».
«Такие случаи чрезвычайно редки. По сути дела, в нашей колонии так называемый „уровень преступности“ ниже, чем в районах со сходной плотностью населения на Земле».
Леди Изабель недоверчиво покачала головой: «Можно было бы ожидать, что, находясь в столь безнадежных обстоятельствах, люди демонстрировали бы полное безразличие к жизни и смерти».
Инспектор слегка улыбнулся: «Ни в коем случае. По-своему, не слишком афишируя этот факт, я наслаждаюсь жизнью. Я не хотел бы, чтобы меня высадили в болото, и не хотел бы потерять свой статус».
Леди Изабель несколько раз моргнула: «Вы – тоже заключенный? Не может быть!»
«Без всякого сомнения! – заявил инспектор. – Я убил свою бабушку топором и, так как это было повторное идентичное правонарушение, в качестве рецидивиста…»
«Повторное?» – не понял Роджер, недавно присевший неподалеку.
«У каждого из нас две бабушки, – вежливо пояснил инспектор. – Но это было давно и быльем поросло. Некоторым из нас – немногим, совсем немногим – удалось начать новую жизнь. Некоторых из нас – опять же, немногих – приходится сбрасывать с парашютом в болота. Остальные – просто каторжане».