Космические хроники, или Почему инопланетяне до сих пор нас не нашли

Практически для всех исследований, которые нужно провести в инопланетной среде, требуется некоторое оборудование. Полевые геологи на Марсе должны были бы тащить это оборудование на себе во время ежедневных блужданий по марсианскому кратеру или в области выхода на поверхность породы, где они, вероятно, измеряли бы свойства почв, скал, поверхности и атмосферы. Но если можно сделать робота, способного привезти на место и использовать все то же оборудование, зачем вообще отправлять на Марс полевого геолога?

Одна из причин – наличие у геолога здравого смысла. Марсоходы устроены так, что в течение примерно десяти секунд движутся, затем останавливаются, около двадцати секунд анализируют окружающий ландшафт, затем снова движутся десять секунд и так далее. Если марсоход будет двигаться быстрее или не будет останавливаться, он может споткнуться о скалу и перевернуться, став таким же беспомощным, как перевернутая галапагосская черепаха. А исследователь-человек просто шагал бы вперед, потому что люди хорошо умеют распознавать скалы и утесы.

В конце 1960-х и начале 1970-х, когда пилотируемые «Аполлоны» летали к Луне, никакой робот не смог бы решить, какие именно камни собрать и привезти на Землю. Но когда астронавт «Аполлона-17» Харрисон Шмитт, единственный геолог (и вообще единственный ученый) из всех астронавтов вышел на прогулку по Луне, он сразу обратил внимание на странную оранжевую почву и тут же собрал образцы этой почвы. Оказалось, что это микрогранулы вулканического стекла. Сейчас робот может выполнить сложный химический анализ и передать потрясающе детальные изображения, но все-таки он еще не может подобно Шмитту эффективно среагировать на нечто новое и удивительное. В отличие от робота, в полевом геологе заложены способности ходить, бегать, копать, работать молотком, видеть, передавать и принимать информацию, интерпретировать ее и изобретать нечто новое.

И конечно, если что-то пойдет не так, находящийся на месте человек может выручить робота. Дайте человеку гаечный ключ, молоток и изоленту, и вы удивитесь, как много он сможет починить. Разве после посадки на Марсе «Спирит» сразу скатился с платформы и начал исследовать окрестности? Нет, он оказался заблокирован своими воздушными амортизаторами. Прошло еще двенадцать дней, прежде чем операторы смогли решить эту проблему и все шесть колес «Спирита» покатились по поверхности Марса. Если бы 3 января там был хоть один человек, он просто поднял бы эти амортизаторы и убрал в сторону: пара секунд – и «Спирит» оказался бы на свободе.

Раз так, давайте будем считать установленными несколько пунктов. Люди обращают внимание на нечто необычное и неожиданное, реагируют на непредвиденные обстоятельства и решают проблемы так, как это не могут делать роботы. Роботов можно относительно дешево отправлять в космос, но они могут делать только то, на что запрограммированы. Однако стоимость и научные результаты – это еще не все. Есть еще вопрос исследований непознанного.

Первые троглодиты, которые смогли пересечь долину или забраться в гору, отправились на поиски приключений из родной пещеры не потому, что хотели совершить научное открытие, а потому что за горизонтом было нечто непознанное. Может быть, они искали дополнительное пропитание, лучшее укрытие или просто более многообещающий способ существования. Так или иначе, они ощущали тягу к исследованиям. Наверное, такая тяга где-то прошита в нас, лежит глубоко в основе природы человека и его идентичности. По какой еще причине могли бы наши предки мигрировать из Африки в Европу и Азию и дальше в Северную и Южную Америку? Отправка на Марс астронавта, который мог бы заглянуть под скалы или посмотреть, что находится внизу, в долине, – естественное продолжение того, что обычные люди всегда делали на Земле.

Многие из моих коллег утверждают, что значительное число научных исследований может быть проведено без отправки людей в космос. Но если в 1960-е они были детьми и вы спросите, что вдохновило их на карьеру ученого, практически каждый скажет (по крайней мере, по моему опыту), что это была программа «Аполлон». Она разворачивалась во времена их молодости, и именно она вдохновила их. Точка. И наоборот, даже если они также упоминают запуск «Спутника-1», который положил начало космической эре, очень немногие говорят, что их интерес к науке связан с многочисленными автоматическими станциями и зондами, запущенными Соединенными Штатами и Советским Союзом вскоре после «Спутника».

Так что если вы – выдающийся ученый, которого когда-то вдохновили на этот путь астронавты, проносившиеся в ракете в великое запределье, с вашей стороны было бы несколько нечестно заявлять, что больше не нужно отправлять людей в космос. Занимая такую позицию, вы, по сути, не даете возможности следующему поколению студентов пройти вашим путем и ощутить трепет от того, что один из нас, а не просто наш посланец-робот, находится на переднем крае исследований и открытий.