Я живу (и жил тогда) в четырех кварталах от места, где стояли башни-близнецы. Мои окна выходят на ту сторону. В то утро я должен был поехать в Принстон, но мне нужно было срочно закончить один текст, поэтому я остался дома. Самолет, еще один самолет. Как я мог остаться равнодушным? Я только что проиграл свою вотчину двум самолетам. Долг звал меня. Я изменился: атаке подверглась не только страна, но и моя вотчина.
Отчетливо помню, как я пришел на первое заседание. В комнате, наполненной тестостероном, было еще одиннадцать членов комиссии. Каждый из них, казалось, мог занять всю комнату. Там были Генерал такой-то, Морской министр сякой-то и Конгрессмен такой-то. Не то чтобы у меня не было тестостерона, но мой тестостерон – из Бронкса. Это когда попадаешь в уличную драку и начищаешь рожу вон тому парню. А тестостерон из серии «я строю группировку стратегических ракет» – совсем другого типа. Даже у женщин в этой комиссии был такой тестостерон. У одной из них был южный акцент, идеально приспособленный для выражения «убирайся к чёрту». Другая была главным аналитиком банка «Морган Стэнли» по аэрокосмическим делам: проведя большую часть жизни на авиабазах ВМФ, она знала эту промышленность как облупленную.
С этой комиссией мы поездили по миру, чтобы понять, что влияет на ситуацию в Америке. Мы были в Китае незадолго до того, как они отправили человека в космос. У меня было представление о том, что там все ездят на велосипедах, но оказалось, что там все ездят на «ауди», «мерседесах» и «фольксвагенах». Когда я вернулся домой, я посмотрел на этикетки на всем, что у меня было дома: половина вещей уже тогда была китайского происхождения. В Китай уходит очень много наших денег.
В той поездке мы посетили Великую Китайскую стену, когда-то построенную для военных целей. Я посмотрел туда и сюда, но не увидел никаких технологических сооружений, только кирпичи, из которых была сделана стена. Несмотря на это, я вынул мобильник и позвонил матери в Нью-Йорк. «О, Нил, ты так быстро вернулся!» Ни разу до того в моей жизни мобильная связь не была такой хорошей. В Китае никто не кричит: «Ты слышишь меня сейчас? Ты слышишь меня?» А по всему Северо-Восточному коридору[108]
это происходит постоянно. Всякий раз, когда едешь на «Амтраке», сигнал то исчезает, то появляется при проезде каждого дерева.Так что, когда Китай объявил: «Мы планируем отправить человека на орбиту», я не сомневался, что это произойдет. Никто из нас не сомневался. Если Китай скажет: «Мы планируем отправить человека на Луну», у меня не будет сомнений. Когда они скажут, что отправят человека на Марс, я тоже буду уверен. Кстати, Марс – красная планета, так что китайцы смогут использовать это и в целях пропаганды.
После Китая мы посетили Звездный городок в России, недалеко от Москвы. Звездный городок – штаб-квартира российской космической программы. Мы все набились в офис руководителя, и еще до полудня он сказал: «Самое время выпить водки». Стаканчик был так мал, что не все мои пальцы поместились на нем, и мизинец оттопыривался. Не думаю, что в России принято оттопыривать мизинец, когда пьешь водку. Еще одна бестактность: я не опрокидывал, а пробовал водку, потому что привык потягивать вино. Так я вновь оказался в среде с высоким уровнем тестостерона.
Однако поездкой, которая заставила встать дыбом волосы на моем загривке, была поездка в Брюссель, где мы встретились с разработчиками и руководителями европейской аэрокосмической отрасли. Они только что выпустили программу развития аэронавтики на ближайшие двадцать лет и работали над проектом «Галилео» – спутниковой навигационной системой, прямо конкурирующей с нашей системой GPS. Так что у нас была причина для беспокойства: что, если они запустят «Галилео», оборудуют европейские самолеты этой системой и объявят, что нам тоже нужно установить ее, чтобы летать в европейском воздушном пространстве? У нас и так уже были проблемы с авиационной промышленностью, и необходимость модифицировать все наши самолеты только ради полетов в Европу или через Европу была бы ненужным финансовым бременем. При этом европейцы пользовались нашей системой бесплатно.
Так вот, пока мы пытались осознать эту ситуацию, европейцы, которые сидели напротив нас, выглядели довольно надменными, особенно один из них. Я практически уверен, что наши кресла были немного ниже, чем у них, потому что мне приходилось смотреть на них снизу вверх. А с учетом высоты моего торса так не должно было быть. В голове у меня мысли стали сгущаться. Как я уже говорил, все, что у меня есть, – это сила мысли. Меня наполняла ярость.