Косой крест

Уже часа два он переползал стволы валежин. Сколько сотен метров преодолел – одному Богу известно. Слева и справа, насколько можно было видеть в лунном свете, преобладала все та же картина. Везде бурелом с небольшими островками наклоненных, не сломанных деревьев, спутанных и перекрученных между собой. А вот впереди и сзади, примерно на одинаковом расстоянии темнела тайга. Женя еще раз оглянулся. «Осталось где-то столько же, сколько и прошел». Вздохнул, снял рюкзак и почти упал на толстый ствол березы. Папиросы рука достала машинально. Закурив, догорающую спичку поднес к циферблату часов, чтобы усилить фосфоресцирующий эффект. Двенадцатый час. А ощущение – словно уже часа три ночи. Так показалось. Слишком долго шел. И такую ощущал усталость.

– Привал! – скомандовал себе и минут десять, после того, как затушил папиросу, просидел не шевелясь.

Наконец, решил – надо поесть. Сосущая пустота желудка не давала ни о чем другом думать. Он наломал тонких сухих сучьев. Надрал бересты, сделав продольный надрез на стволе. И все это уложил аккуратно. Вскрыл банку тушенки, оставив на одну треть недорезанной крышку. Обогнул ее вокруг срубленной ножом торчавшей рядом крючковатой ветки, чтобы получилась ручка. Поджег бересту и стал подбрасывать сучья.

Пламя взялось моментально – береста горела жарко, поддымливая дегтем и заставляя гореть все остальное. А потому тушенка нагрелась быстро, и ее запах до спазм стал сводить внутренности. Женя устал слюну сглатывать, пока языки пламени лизали жесть банки.

Наконец, все готово. Он расчехлил свой старый столовый наборчик – «вилка-ложка-нож» и отсоединил ложку. Теперь его уже ничто не сдерживало. И он с жадностью голодного существа приступил к еде. С самого начала, правда, попытался тщательно прожевывать мясо и хлеб. Но не получилось – кадык гулял сам по себе, заглатывая пищу кусками, не подчиняясь увещеваниям рассудка, пытавшегося сопровождать трапезу. И лишь последние порции он уже перемалывал от души, наслаждаясь процессом жевания и вкусом пищи.

«Все? Конец?» Ложка, поскрежетав о дно банки, ничего не нашла. «Вот бы чайку сейчас… горячего». Женя знал: воды найти в лесу – раз плюнуть. Под корнями поваленных деревьев, которых достаточно здесь, ее хватало. В  глинистой почве, в выемках она  собиралась после дождей. И пусть коричневая, настоянная на попавшем туда из верхнего слоя торфе, но пить можно. «Почему не взял кружку? Так бы сейчас… Да хоть и пролетарского» – улыбнулся мысли.

Пролетарским чаем окрестил в детстве кипяток. А ассоциация сложилась, когда смотрел какой-то старый фильм. О гражданской войне. В картине из переполненных столыпинских вагонов на станциях толпа обездоленных голодных людей бежала – кто с чем – к зданию вокзала, где из крана лилась горячая вода. Женю почему-то так впечатлила эта сцена, что весь вечер он пытал отца всевозможными вопросами. В итоге из «пролетарской революции» и станционного кипятка в детском сознании возник пролетарский чай.

– Елки-палки, какой же я идиот! – воскликнул, вдруг вспомнив о банке. Он наломал еще веток и подбросил в догорающий костер. В вывороте корней той самой березы, на которой сидел и чью бересту и ветки жег, зачерпнул воды и водрузил  посудину на огонь.

Дав воде покипеть, чтобы она, выплескиваясь, промыла края, вылил ее. Набрал новой, и снова поставил на угли. Пролетарский чай оказался с привкусом железа и запахом свиного бульона.

Закурив и подержав несколько секунд закрытыми глаза, Женя стал снова вглядываться в досягаемый в темноте горизонт справа от линии профиля, хотя все уже просмотрел там до еды. Насколько хватало глаз – валежина на валежине. И где-то совсем далеко – узенькая черная  полоска. То ли лес, то ли просто темень. «Кто его разберет при этом свете». Он поднял банку, освободив ее от ручки. Вытащил из бокового кармана рюкзака полиэтиленовый мешочек, и аккуратно уложил в него сокровище, которого чуть по глупости не лишился. «Выкурю, пожалуй, еще одну папиросу. Посижу еще малость», – подумал. Тело после еды требовало полноценного отдыха. Оно не хотело никуда идти и искало любую возможность закончить на сегодня всякую деятельность.

– Пора, – скомандовал вслух, потому что, если бы просто подумал, что пора, не поверил бы себе. Решил идти до конца сил. «Преодолевать бурелом все равно нужно. Как ни крути. Не оставаться же здесь навсегда».