Приверженцы френологии утверждали, что с ее помощью можно читать человеческие мысли и это положит конец всем социальным проблемам. Френологи с прогрессивным уклоном пророчили отмену смертной казни. Они не считали убийства и другие гнусные преступления грехом или результатом воздействия какой-то непостижимой силы[108]. Просто у преступников и убийц мозг по какой-то причине развился неправильно, и особое строение их серого вещества способствовало ужасному поведению, которое и привело их в мир преступности. Их судьба была определена их физиологией, а разве за такое можно наказывать? Что касается более практичных применений, то френологи настаивали, что постижение своего собственного разума — а также разума окружающих — приведет к более наполненной и целенаправленной жизни. В своей брошюре френолог Г. Лунди писал:
«Когда мы захотим вступить в брак, френология укажет нам на характер, планы и нрав того, с кем мы собираемся связать свою жизнь. Разве не возжелали бы мы своим дочерям и сыновьям узнать, какие профессии, призвания и карьеры лучше всего подходят их складу ума? Френология поможет нам узнать об их способностях и не допустит ужасного разочарования, с которым мы сталкиваемся повседневно…»[109]
Как подметил Уайх, в большинстве подобных заявлений не было и капли искренности. Прогрессивные сторонники френологии могли указывать шишки на голове в качестве аргументов в пользу социальных реформ, однако сама по себе френология не давала каких-либо оценок, и использовать ее можно было для разных целей. Галль и Спурцхайм в первую очередь стремились применить свои специальные знания для дальнейшего развития карьеры. На мысль о том, что данное учение было по большей части социальным явлением, наталкивают книги, статьи и письма тех, у кого имелся личный интерес в поддержании его популярности. В конечном счете френология сводилась к власти. Эта доступная «наука» давала ее приверженцам возможность быстро считывать других людей и определять их предназначение; различные потенциальные жизненные пути могли открываться и закрываться в зависимости от данного природой строения мозга. Эта идея привлекала как социальных консерваторов, так и прогрессивно мыслящих. Кальвинисты уцепились за френологию, так как она объясняла предначертанность судьбы с точки зрения физиологии. Если Бог создал в мозге области жадности и желания и у некоторых людей они увеличены, то эти несчастные души обречены с рождения и никогда не смогут изменить свою судьбу. Целомудренные же попросту такими рождались на свет.
Но это далеко не все. Обретя популярность в Англии XIX века, френология быстро распространилась по британским колониям. Здесь она не была инструментом социальных реформ. Она превратилась в практический инструмент поддержания господства. В Австралии, как отмечает историк Рассел Макгрегор, «френология сыграла значительную роль в распространении идеи об ограниченных умственных способностях аборигенов и малой вероятности их улучшения в будущем»[110]. Джордж Комб, один из самых видных френологов Великобритании, изучил коллекцию черепов аборигенов и заключил, что эти люди «отличаются крайне слабым развитием областей, отвечающих за нравственность и интеллект». Это был биологический детерминизм в своем самом неприглядном виде — целые культуры списывались со счетов и подвергались угнетению, потому что наука заявила, что они никогда не смогут стать полноценной частью европейского общества.
Для тех же целей френология применялась и в колониях Южной Африки, где социальные консерваторы увидели в ней научное оправдание дальнейшей дискриминации, насилия и угнетения[111]. В период между 1779-м и 1879-м годами — в ходе так называемых Кафских пограничных войн, также известных как африканская столетняя война, — европейские колонисты постоянно вступали в столкновения с местными племенами коса. Солдаты взяли в привычку забирать головы своих жертв — эту традицию коса в итоге переняли у европейцев, — и жуткие трофеи впоследствии использовались в качестве доказательства превосходства белых людей над коса[112].
Гонения, от которых страдали эти народы, не были спровоцированы френологией, однако ставшая популярной система классификации Галля и Спурцхайма добавила новые, кажущиеся эмпирическими доказательства для тех, кто желал сохранить свою власть. Политикам и массам не было нужды апеллировать к религии, истории или философии. Они могли просто показать на шишки и вмятины в украденных черепах и заключить, что эти лишенные каких-либо прав люди попросту не могли играть в обществе другую роль. Вместо того чтобы раскрывать секреты разума, френология применялась для поддержания контроля. В этом историческом контексте Мортон и начал собирать свою впечатляющую коллекцию черепов, и его якобы объективная классификация людей в конечном счете использовалась все в тех же ужасных целях.