Кости: скрытая жизнь. Все о строительном материале нашего скелета, который расскажет, кто мы и как живем

Хотя сам Мортон и не причислял себя к сторонникам френологии, его антропологический интерес тоже был сосредоточен на человеческом черепе и различных его параметрах. Мортон задался целью разработать стандартизированный способ разделения людей на группы на основании определенных измеряемых параметров, что было показателем одной распространенной проблемы ученых того времени: зависти к физике.

Ученые и натуралисты XIX века трепетали перед физикой. Они восхищались тем, как вся вселенная и ее движение могут быть сведены к непреложным законам. И так как физика одной из первых совершила огромный скачок на фоне общего подъема науки в XIX веке, физикам удалось убедить других ученых, что это точная наука, и если они хотят, чтобы их методы познания окружающего мира воспринимали всерьез, то им следует соответствовать такому стандарту. Не то чтобы это было совсем уж плохо. Благодаря измерениям и сбору данных научные опыты стали проверяемыми и воспроизводимыми. Возможность постоянно сопоставлять и ставить под сомнение лежит в самом сердце естественных наук. В противном случае любые заключения ничем не отличаются от догмы. И было бы гораздо лучше, чтобы археологи и антропологи вели подробные записи и проводили точные измерения, а не рыскали беспорядочно по старым захоронениям в поисках того, что им приглянется, как раньше. Давление со стороны наук вроде физики потребовало от антропологии систематической и четко продуманной работы. Сэмюэл Мортон уж точно старался, пользуясь своим положением врача в Пенсильванском медицинском колледже, заполучить как можно больше черепов.

Идея собирать такую мрачную коллекцию пришла к Мортону в 1830 году[113]. Опираясь на расовую классификацию немецкого анатома Иоганна Блуменбаха, Мортон задался целью подготовить доклад под названием «Различные формы черепа, демонстрируемые пятью человеческими расами». Как указывал его европейский коллега, существуют следующие расы: европейская, американская, монгольская, малайская и африканская. Как вы можете догадаться, это было совершенно произвольное деление, которое больше говорит нам о придумавших его западных ученых, чем о фактических наборах характерных признаков настоящих популяций. Мортон не сомневался, что разделение было правильным, однако для того, чтобы это подтвердить, ему недоставало коллекции соответствующих черепов. Таким образом, воспользовавшись своим высоким положением в колледже, он начал писать коллегам и знакомым с целью собрать собственную коллекцию. Его план удался. За три года Мортон обзавелся почти сотней черепов, и его собрание продолжало постепенно пополняться. Коллекция стала настолько знаменитой, что внести в нее вклад было чуть ли не делом чести, даже если требовалось разворовывать могилы, чтобы заполучить черепа для известного врача из Филадельфии.

Эта знаменитая коллекция стала основой для книг, которыми Мортон больше всего запомнился: Crania Americana; or, A Comparative View of the Skulls of Various Aboriginal Nations of North and South America: To Which Is Prefixed an Essay on the Varieties of the Human Species («Американские черепа, или Сравнительный анализ черепов различных коренных народов Северной и Южной Америки. С прикрепленным эссе на тему разнообразия человеческого вида», 1839); Crania Aegyptiaca, or, Observations on Egyptian Ethnography, Derived from Anatomy, History, and the Monuments («Египетские черепа, или Исследование египетской этнографии на основании анатомии, истории и памятников культуры», 1844) и итоговый обзор Catalogue of Skulls of Man and the Inferior Animals (Каталог черепов человека и низших животных, 1849). Все три названия громоздкие и скучные, как и положено научным трактатам XIX века, однако эти книги имели огромный успех как среди ученых, так и среди политиков. А все потому, что Мортон, преднамеренно или нет, дал людям у власти научное обоснование их жестокости по отношению к другим людям.

Основной антропологический интерес Мортона заключался в измерении вместимости черепной коробки для каждой расы и взаимном сравнении ее значений. Почему именно этот параметр его заинтересовал больше всего, никто не знает. Частично его репутация объективиста основана на том, что он особо не стремился анализировать или как-то интерпретировать полученные данные. Различия между пятью выделенными расами казались самоочевидными, так что Мортон попросту сосредоточился на том, чтобы его измерения были стандартизированными и воспроизводимыми, представляя их как биологический факт. По сути, френологи занимались тем же самым, не обременяя себя анализом или истолкованием, — они просто воспринимали свои классификации разума как данность. И то, как Мортон проводил свои исследования, в конечном счете подчеркнуло крывшуюся за ними предвзятость.