Читаем Костюм супергероя. Идентичность и маскировка в жизни и вымысле полностью

«Красный сын» — один из многих ревизионистских комиксов, в которых отличие от первоисточника заключается, как правило, в изменении главных ценностей героя, что наглядно отражено в его костюме. В «одноразовых», выведенных за рамки серий историях, таких как «Что, если…?» (1977–) издательства «Марвэл» или «Иные миры» (1989–) издательства DC, знакомые герои оказываются в незнакомых обстоятельствах, вступают в непривычные союзы и даже наделяются новыми идентичностями. Именно в эту традицию ревизионистских супергеройских историй Шилпа Давэ помещает индийского Человека-паука (Davé 2013: 127). Эта адаптация была создана в 2004 году компанией «Готэм энтертейнмент групп» и рассчитана прежде всего на индийскую аудиторию; история появления Человека-паука в ней перенесена в Мумбай, а Питер Паркер заменен на школьника Павитра Прабхакара. Хотя национальная идентичность Человека-паука здесь другая, его опыт и идеалы во многом те же самые. Он получает визуальные означающие индийской идентичности, но борьба его — это борьба Питера Паркера. Его история выдерживает испытание перемещением в пространстве потому, что определяет его персональная, а не национальная идентичность.

Тем не менее, для того чтобы отличить индийского Человека-паука от его американского собрата, потребовалось ввести визуальные означающие его индийской идентичности. Индийский Человек-паук носит костюм, в котором красно-синее облегающее трико американского Человека-паука сочетается с индийской дхоти — полосой ткани, обертываемой вокруг ног и бедер. Для тех, кто ее носит, дхоти символизирует, во-первых, индийскую идентичность, а во-вторых, такие ценности, как честность и скромность (O’Rourke & Rodriguez 2007: 123). Сделать дхоти частью костюма понадобилось не только для выражения особых ценностей, но и для обозначения национальности и расы того, кто в него одет. Давэ отмечает, что, поскольку костюм Человека-паука полностью скрывает лицо и тело, простое одевание индийца в тот же костюм не позволило бы визуально отличить индийского Человека-паука от американского (Davé 2013: 130). Тело Павитра Прабхакара целиком скрыто от глаз — так же как и его раса. Костюм индийского Человека-паука обозначает индийскость помимо расы — настолько, что даже упраздняет последнюю, представляя национальность как традиции и ценности, а не как этничность[11].

Наблюдение Давэ имеет отношение и к другим супергеройским костюмам, особенно к тем, которые, как костюм Человека-паука, были вдохновлены мексиканскими борцами (лучадорами). В луча-либре (вольной борьбе), как и в супергеройских сюжетах, идентичность борца неотделима от маски. Создается даже впечатление, будто в маске борца и заключены его способности. Если во время боя с него срывают маску, он «лишается силы» и не может продолжать драться до тех пор, пока не наденет ее (Levi 2005: 108). «Существует целый этикет, связанный с защитой чести и анонимности» борца в маске (Ibid.: 101). Этот комплекс полуформальных правил требует, чтобы борец никогда не показывал лица. Срывание маски с противника является основанием для дисквалификации, а сам боец снимает с себя маску лишь в исключительных случаях, заранее согласовав это с организатором боя. Снятие маски также может быть символическим жестом в конце карьеры, означающим смерть идентичности, заключенной в костюме.

Хитер Леви пишет, что маска лучадора преодолевает границу, отделяющую доиспанские исконные цивилизации от послеколумбовских латиноамериканских обществ, усиливая «преемственность между исконной Мексикой… и урбанистической современностью» (Levi 2008: 134). Маска репрезентирует мексиканскую идентичность, поскольку восходит к «исконным ритуальным практикам» (Barberena 2009: 165). Скрывая лицо, боец снимает вопрос об этничности, ассоциируя себя с нацией, культурной историей и родословной, а не расой.

Столь определенные выражения национальной идентичности одновременно инклюзивны и эксклюзивны (Hogan 2003: 100). Отчасти маску носят для преодоления классовых барьеров — она делает бойцов социально равными публике, стремящейся подражать им (Barberena 2009: 167), — и ради связи с наследием, специфическим для этой публики, исключая при этом немексиканских латиноамериканцев.

Во многом так же, как маска лучадора, функционирует и дхоти индийского Человека-паука. Этот элемент костюма связывает традиционно-индийское прошлое с вестернизированным настоящим; обозначает героя как индийца в культурном смысле, не подчеркивая при этом этнического отличия от американского Человека-паука. Давэ видит в этом отделение персонажа от костюма. Она пишет, что в случае с Человеком-пауком не спрятавшийся за костюмом молодой человек, а именно костюмированная идентичность является продуктом американских ценностей, поэтому «сделать героя индийцем — не обязательно значит сделать одетого в костюм человеком индийской расы, скорее это значит изменить костюм так, чтобы он репрезентировал Индию» (Davé 2013: 134).

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Теория моды»

Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис
Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис

Монография выдающегося историка моды, профессора Эдинбургского университета Кристофера Бруарда «Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис» представляет собой исследование модной географии Лондона, истории его отдельных районов, модных типов (денди и актриса, тедди-бой и студент) и магазинов. Автор исходит из положения, что рождение и развитие моды невозможно без города, и выстраивает свой анализ на примере Лондона, который стал площадкой для формирования дендистского стиля и пережил стремительный индустриальный рост в XIX веке, в том числе в производстве одежды. В XX веке именно Лондон превратился в настоящую субкультурную Мекку, что окончательно утвердило его в качестве одной из важнейших мировых столиц моды наряду с Парижем, Миланом и Нью-Йорком.

Кристофер Бруард

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Мужчина и женщина: Тело, мода, культура. СССР - оттепель
Мужчина и женщина: Тело, мода, культура. СССР - оттепель

Исследование доктора исторических наук Наталии Лебиной посвящено гендерному фону хрущевских реформ, то есть взаимоотношениям мужчин и женщин в период частичного разрушения тоталитарных моделей брачно-семейных отношений, отцовства и материнства, сексуального поведения. В центре внимания – пересечения интимной и публичной сферы: как директивы власти сочетались с кинематографом и литературой в своем воздействии на частную жизнь, почему и когда повседневность с готовностью откликалась на законодательные инициативы, как язык реагировал на социальные изменения, наконец, что такое феномен свободы, одобренной сверху и возникшей на фоне этакратической модели устройства жизни.

Наталия Борисовна Лебина

Документальная литература / Публицистика / Прочая документальная литература / Документальное

Похожие книги