Костюм супергероя. Идентичность и маскировка в жизни и вымысле

Многие хранители идентичности Pussy Riot живут в разных странах, а значит, помещают ношение ярких балаклав в новый контекст, переносят их в новую культурную и социальную среду. Если первые участницы группы протестовали против конкретных репрессий у себя на родине, в России, то глобальная аудитория использует их костюм для того, чтобы подчеркнуть универсальность этих проблем. В августе 2012 года в лондонском Саутбэнк-центре состоялся флешмоб: одетые в форму Pussy Riot участники «застыли на пять минут в своей любимой супергеройской позе», уперев руки в бедра и героически выгнув грудь вперед (Comiskey 2012). Этот флешмоб был примечателен среди прочего тем, что в нем приняли участие мужчины. В той преимущественно женской толпе было несколько мужчин, пришедших в похожих красочных костюмах, чтобы проявить солидарность. Это гендерное разнообразие показывает эволюцию смысла цветной балаклавы. Служившая поначалу для выражения конкретного набора феминистских идеалов, она приобрела с расширением круга участников более широкий смысл и стала обозначать более универсальный набор ценностей.

Родительская сила

Деятельность сторонников Pussy Riot — это лишь один из примеров, свидетельствующих об универсальном значении супергеройского костюма. Широкое обращение к супергеройским ценностям в политических контекстах находит проявление в целом ряде различных противостояний, будь то борьба против тирании государства или за родительские права.

Как известно, статус родителя оказывает формирующее воздействие на ценности человека. Люди, ставшие родителями, переживают потрясение и «период отсутствия равновесия», понуждающие к пересмотру личной идентичности, к переопределению ролей и отношений. Антонуччи и Микус и вовсе описывают рождение первого ребенка как неразрешимый «кризис», который обозначает переход к совершенно новому пониманию жизни и самого себя (Antonucci & Mikus 1988: 63). Этот момент внезапного изменения сравним с катастрофическим событием, приводящим к возникновению супергероя. Как смерть семьи повлекла за собой принятие героической идентичности Бэтменом или Человеком-пауком, так же и молодые родители обнаруживают, что стали другими в результате появления у них ребенка.

Молодые матери и отцы, которые прежде могли определять себя по своей профессиональной деятельности или по какому-то иному аспекту своего «я», начинают определять себя прежде всего как родителей (Chilman 1980; см.: Antonucci & Mikus 1988: 64). Другими словами, статус родителя становится определяющей характеристикой, заслоняющей собой все остальные аспекты «я». Определить любого родителя, не признавая за ним статуса родителя, так же невозможно, как определить Брюса Уэйна, не признавая Бэтмена. Тёрнер отмечает, что личное значение этой роли возрастает из‐за ее тяжести (Turner 1978, цит. по: Ibid.). Родительство, подобно борьбе с преступностью, трудоемко, изнурительно и требует большого эмоционального напряжения. Именно это постоянное напряжение, а также временны́е и эмоциональные затраты ведут к тому, что родители и супергерои ассоциируют себя прежде всего с этими ролями.

Супергеройская образность позволяет родителям выразить ту колоссальную силу, которой требует родительство, наряду с новыми комплексами ценностей, возникшими с их новой идентичностью. Образы Суперпапы и Супермамы встречаются во множестве открыток ко дню рождения и в сувенирах, включая такие предметы одежды, как футболки и пижамы. Более экстремальное использование супергеройского костюма можно наблюдать в тех случаях, когда нужно утвердить свою родительскую идентичность перед лицом широкой аудитории. Один из таких примеров — «Отцы за справедливость», организация по защите прав отцов, основанная в Соединенном Королевстве в 2004 году. В основном ее участники занимаются тем, что устраивают кампании в поддержку разведенных родителей, а именно — за равные права на общение с детьми, — наряжаясь при этом супергероями.

С момента первого появления Супермена борьба за справедливость была определяющим элементом супергеройского жанра. Супергерой олицетворяет особый тип справедливости для «тех, кто стал жертвой слепого, хотя и действующего из лучших побуждений, государства» (Reynolds 1992: 14). Именно такой справедливости и добиваются «Отцы за справедливость». Они не противостоят государству или идеалам, которые оно представляет, но чувствуют, что были ущемлены несовершенством и несправедливостью его законов.