Ковыряясь в мертвой лягушке. Мастер-классы от королей комедийной поп-культуры

Сложно сказать, правда ли то, что комедийные писатели более депрессивные люди или нет. Это определенно популяризированный образ и в какой-то степени романтизированный.

Для меня делать так, чтобы кто-то смеялся над тем, что ты написал, – это способ получения одобрения. Иногда я задаюсь вопросом, не пишу ли я с такой маниакальностью оттого, что для меня это самый быстрый способ отрегулировать химию своего мозга. Лекарства помогают, но нет ничего лучше дозы одобрения, которую ты получаешь за классную шутку или отличный сценарий.

И это началось очень давно. Когда меня только начали замечать из-за того, что я был смешным, еще в старшей школе, я записывал в тетрадке, сколько именно раз за урок мне удавалось рассмешить класс. «Понедельник. Семь раз за урок». И затем на следующий день я пытался улучшить это число. У меня с комедией никогда не было конфетно-букетного периода. Я начал воспринимать все серьезно слишком рано.

Талант, ум, усердный труд – все это помогает, но ничего не улучшает твое письмо быстрее, чем отчаянная потребность в признании. Это не вполне здоро́во, когда твое понимание собственной значимости неразрывно связано с твоей работой, но в этом отчасти причина моего успеха.

Что ж, по крайне мере, эта конкретная компульсивная потребность делает вас продуктивным.

Это верно. Но опять-таки я не знаю, насколько это продуктивно – писать твиты в три утра после 14 часов на «Сообществе». Очевидно, писать для телевизионной комедии, получившей признание критиков, для меня недостаточно. Очевидно, мне все равно нужно, чтобы совершенно незнакомый человек сказал мне, что я смешной, в три утра[100].

Стала ли эта компульсивная потребность писать шутки в любое время дня и ночи сильнее за годы?

На самом деле раньше было хуже. Когда я познакомился со своей женой Мэри, мне было 22 года, и я жил как сумасшедший человек. В моей спальне на всех стенах было что-то написано. Они были исписаны идеями для шуток. Храни бог эту прекрасную женщину. Помню, я впервые лично пошел в офис The Onion в 2000 году, Мэри с особой внимательностью переписала каждое слово, которое было написано у меня на стене, на лист бумаги и покрасила мои стены в белый. Это была самая милая вещь, которую кто-либо для меня когда-нибудь делал.

Она – моя жизнь. Я так сильно ее люблю, и на то есть миллион разных причин. Моя жизнь была в полном беспорядке, пока в ней не появилась Мэри. По сей день если она уезжает на неделю, я мгновенно регрессирую. Спустя три часа после ее отъезда вдруг весь пол в моей комнате становится усыпан едой и я почему-то голый. Это пугает.

Вы когда-нибудь задаетесь вопросом, что будет с комедией через сто лет? Я часто думаю, что для нас она, возможно, будет совершенно не поддаваться расшифровке.

Я даже не уверен насчет того, что случится через 10 лет. Все так быстро меняется. Но, в конечном счете, это не имеет никакого значения. Для меня комедия – это выражение того, что у меня внутри. А человеческая природа всегда будет оставаться прежней.

Так или иначе, я всегда буду писать, потому что это самая здоровая вещь из того, что я умею делать. В эмоциональном плане я – полная катастрофа. Есть множество вещей, о которых я предпочитаю не думать, личных вещей (с которыми мы все сталкиваемся), и комедия помогает мне быть в наилучшей форме для борьбы с ними. Это приносит облегчение.

Как вы думаете, в конце концов вы найдете что-то похожее на неизменное счастье?

Ну, это вопрос химии в твоем мозгу. Поэтому я никогда не буду человеком, который ни с того ни с сего делает колесо или ходит по паркам со связкой шаров. Но это не значит, что я не люблю свою жизнь. Иногда я забываю наслаждаться ею в достаточной мере, но я невероятно счастлив, что могу делать то, что страстно люблю.

И, мне кажется, становится лучше. В последние годы я работал с комедийными писателями, которые являются очень уравновешенными людьми, у них шокирующе здоровый подход к работе, и они все равно создают смешной материал. И мне это было очень полезно, потому что это доказательство того, что не нужно быть этой стонущей, извивающейся оболочкой для боли, чтобы быть комедийным писателем. Убедительную комедию создают не только люди, которые страдают. Это просто миф, с которым я рос, даже когда работал в The Onion. Это чувство «тебе не нужно беспокоиться, что твоя жизнь – катастрофа. Продолжай в том же духе, потому что так ты создашь что-то стоящее». Теперь я осознаю, что это неправда.