Козельск - Могу-болгусун (СИ)

припустил по дороге к Козельску.

В это время дверь в гридницу приоткрылась, на пороге показался отрок из

княжьей дружины, скинув шапку, он отвесил поклон важному собранию и

обратился лицом к княгине.

– С чем ты пожаловал, Данейка? – повернулась она к нему. – Если что

касаемо меня, то погоди у порога, а если общего ратного дела, тогда разверзи

уста, чтобы слышали все.

Отрок, которому недавно исполнилось шестнадцать весей, поклонился еще

раз и вышел на середину помещения, в глазах у него плескался испуг: – Матушка Марья Дмитриевна, а тако-же столбовые бояре и славный воевода

Федор Савельевич, пленный тугарин сообщил нам, что мы погубили за нашу охоту

в ихней орде около шести сотен воев, а еще убили днесь ихнего темника,-

отрок сглотнул слюну и опасливо огляделся вокруг. – И теперь они будут

нападать на крепость днем и ночью, не давая нам роздыха.

Новость заставила собравшихся оборвать споры и потянуться к бородам и

усам, будто в них таился ответ. Слышно было, как трещат лучины и фитили, с

которых никто не снимал нагар, нянька взялась истово креститься, громко

творя молитвы, она своим примером принудила и княгиню потянуться двуперстием

ко лбу. Но сын продолжал твердо стоять на ногах, сжимая десницей яблоко

меча, его губы покривила лишь улыбка превосходства. Эта его уверенность в

себе снова вернула в души взрослых мужей надежду на освобождение от

ордынцев.

– Слава тебе, бог Перун, – воевода прижал десницу к левому плечу и

наклонил непокрытую голову с прямыми светлыми волосами. Затем понятливо

покосился на Вятку, но не спросил у него ничего, а только добавил для

всех. – Чем меньше у поганых останется воевод, тем быстрее они задумаются об

отходе от нашей крепости в свои степи.

– Как они могут нападать на нас беспрерывно, когда на Жиздре уже

тронулся лед! – заговорил боярин Чалый, молчавший до этого. – А скоро вовсе

начнется весеннее половодье и к нам будет ни проехать, ни пройти.

– Кругом разольется вода! – зашумели все разом. – Уходить мунгалам надо в степи, загодя уносить свои ноги. – Иначе они останутся под стенами нашей крепости, как те половцы десять

весей назад, прискакавшие к нам под водительством хана Гиляя.

Боярин Матвей Мечник снова стукнул посохом о пол, призывая к тишине, вид у него был весьма решительный. Когда собравшиеся немного успокоились, он

заговорил сочным басом:

– За то, что мунгальский ясыр объявил нам дурную весть, его надобно

казнить не по нашим законам, а по мунгальским.

– Это как-же так? – повернулся к нему один из купцов. – А так, посадить на кол и выставить на обозрение всех ордынцев. Княгиня, услышав такие слова от ближайшего советника, отшатнулась на

спинку кресла, руки у нее еще крепче уцепились в подлокотники. Но боярин

гневно засверкал зрачками, злость, накопившаяся внутри, искала выход, и он

перестал соблюдать правила поведения в присутствии княжьей семьи.

– Данейка, сколько нехристей было поймано? – грозно развернулся он к

отроку. – И где вы их отловили?

Молодой дружинник помял шапку в руках, не переставая бегать глазами по

лицам присутствующих, видимо, природная стеснительность перед старшими

чинами не давала ему обрести уверенность в себе. Затем он переступил ногами

и сказал:

– Сотник Темрюк дозволил тугарам забраться на навершие, а затем

разоружил их и привел на площадь, чтобы всем миром вершить над ними суд

праведный, – он сглотнул слюну. – Ордынцев будет числом пяток, остальных

Темрюк посек мечами за оказание противоборства его ратникам.

– Всех нехристей и должно посадить на кол, – снова зарычал боярин. –

Собрать на площади народ козельский и учинить над погаными скорую расправу.

– Чтобы не повадно было ходить на нас войной, – поддержали его

ремесленники и часть купцов.

С лавки поднялся митрополит Перфилий, он поддернул широкие рукава

черной фелони и воздел ладони к потолку, на груди у него беспокойно качнулся

тяжелый золотой крест, усыпанный драгоценными камнями: – Братья и сестры, сия казнь будет сотоврена не по христианской вере, –

начал он увещевать высокое собрание. – Иисус Христос, сын Божий, не простит

нам сего греха – поступать так, как дозволяют себе язычники. Если человек

нарушил законы общежития, его можно лишить жизни, но не подвергая мучениям.

Ради этого Христос и принял мученическую смерть, чтобы она больше не

повторялась в людях.

– Христос нам не указ, и вера его для вятичей чужеродная, – недобро

покосился боярин на митрополита. – Князь Володимир Киевский, когда перенимал

от греков православную веру, над нами не стоял, и мы под ним тоже не ходили.

Это была правда, о которой знали присутствующие на собрании, вятичи

тогда входили в состав славянского сообщества антов, которое не подчинялось

никому. Но присоединившись по доброй воле, после распада сообщества, к

государству Русь, они приняли христианскую веру окончательно только в

семнадцатом и в начале восемнадцатого веков. А до этого времени они