Край

– Не знаю, но как ты попал в квартиру? Логического объяснения не существует, значит, ты плод моего воображения. А раз уж ты моя фантазия, бери рюмку и пей за компанию. Будет весело. Под конец могу безнаказанно набить тебе морду.

Платон достал из кармана ключи и швырнул на стол. Тальберг навел резкость и узнал родимый самодельный брелок с тремя дырочками.

– Ты их в моем кабинете выронил, когда меня придушить пытался, – лениво пояснил Платон.

– Ну и? Если у тебя ключи, думаешь, можно в чужой дом вваливаться без приглашения?

– Я полчаса стучал, но никто не открыл.

– Правильно, нормальный человек сообразил бы, что никого нет дома.

– Конечно. Если бы только твой голос не орал, что дома никого нет.

– Орал? – удивился Тальберг. – Не помню.

– Я оценил красоту речи. Нецензурные слова лились красивой многоэтажной песней и замечательно характеризовали меня с различных сторон как человека сомнительных достоинств.

– Это точно был я, – согласился Тальберг. – Жаль, ты не плод моего воображения. Так хотелось морду набить, хотя бы понарошку.

Пока он наливал следующую стопку, Платон сидел, сложив перед собой руки. На его лице застыло такое выражение, будто он пришел в зоопарк и впервые увидел пьяного полосатого слона.

Тальберг поставил рюмку и взглянул на Платона с ухмылкой:

– Позлорадствовать явился?

Выдохнул и хотел опустошить следующую порцию, но его внимание привлек брелок, засветившийся слабым голубоватым светом.

– Стоять! – скомандовал себе. – Отставить!

Поднес рюмку к брелоку, и тот вспыхнул ярче. Тогда в состоянии озарения нацепил брелок на бутылочное горлышко. Свечение усилилось. Платон наблюдал за процессом с удивленным непониманием.

– Догадываешься? – спросил Тальберг, слегка протрезвев от внезапного открытия.

– Не имею не малейшего представления. Ты купил карманный детектор алкоголя?

– Э, не… Не алкоголя, – наставительно помахал указательным пальцем Тальберг. – Михалыч эту хрень гонит из краенита!

Платон встретил новую информацию со спокойным лицом. И мускул не дрогнул, и глаз не моргнул. Тальберг решил, что его не поняли, и повторил, показывая на бутылку:

– Эта настойка сделана из краенита!

– Из краенитовой пыли, – поправил Платон. – Количество небольшое, но эффект впечатляет.

– Ты знал?

– Работа у меня такая.

– Скучный ты человек, – вздохнул Тальберг и приговорил следующую рюмку.

– А ты неудачник, – парировал Платон. – Квиты.

Тальберг снова моргнул, и опять ему показалось, что он общается с зайцем. Заяц забавно шевелил ушами и, кроме жилета, напялил еще и странный красный галстук.

– Олег, скажи, что мне делать, – спросил Тальберг.

– Смотря, чего ты хочешь добиться.

– Честно говоря, мне все равно.

– Тогда все равно, что делать. Можешь ничего не делать и продолжать пить.

Тальберг обдумал эту прекрасную многообещающую мысль, но не смог согласиться с выводами, вступавшими в противоречие с его жизненными принципами.

– Хотелось бы чего-то хорошего добиться, а иначе и жить незачем. Можно хоть сейчас ложиться на скамейку и помирать.

– Тогда и делать надо хорошее. Тут сложностей нет.

– Кто б еще пояснил, что такое хорошо… – продолжал Тальберг.

– Ты это, – заяц встревоженно зашевелил ушами, – не загоняй, а то вместе с тобой свихнусь от сложных философских дилемм. «Плохо» от «хорошо» он, видите ли, перестал отличать. Маяковского перечитай, там подробно изложено для дошкольников.

Тальберг устало закрыл глаза, а когда снова открыл, перед ним опять сидел Платон и щелкал пальцами:

– Эй, на баркасе! – приводил он в чувство. – Возвращайся, а то куда-то поплыл совсем.

– Ты еще здесь? – расстроился Тальберг. – Говори, зачем пришел, и проваливай, пока я добрый. Не порть людям самоистязание.

Платон пригнулся, уронив галстук в лужицу пролитой настойки, прищурился и прошептал, словно заговорщик на последней ночной сходке перед свержением короля:

– Отдай Лизку.

Тальберг опешил:

– Ни хрена себе, выгодное предложение, прямо скидка по акции, – он разом протрезвел. – Ключи от квартиры тебе не… – он осекся, глядя на краенитовый брелок. – Ах, ну да, наш пострел и тут поспел.

Он уронил лицо на руки. Платон молча смотрел ему в темечко. «Наверное, опять заснул», подумал он. Тальберг вдруг поднял взгляд:

– К чему спрашивать? Ты же привык брать без спросу.

– Кто бы говорил. Но Лизку все равно заберу.

– Вот и я о том же, – сказал довольный Тальберг. – Зачем бросал?

– Дураком был, – признался Платон. – Знаешь про власть несбывшегося? Она и есть мое несбывшееся. Я ее во снах вижу. Мучился, терпел, тебя три раза на дню проклинал.

– Так не бывает. Когда столько лет живешь вместе, меняешься. Ты другой, она другая. Это только в твоих юношеских мечтах она потащится за тобой на Край света, а жизнь по-другому устроена. Уехал поезд. Ту-ту!

Платон нервно погладил рукой гладко выбритые щеки, осмысливая сказанное Тальбергом.

– Ты меня плохо знаешь. Я не отступаю от задуманного и не сдаюсь никогда. Мир принадлежит не гениям, а упрямым. Ты всегда позади меня плелся, даже в школьном табеле…