У одного выросли глаза архитевтиса – яростные черные круги заняли каждую сторону головы, сминая между собой все черты лица. Женщину расперло, ее тело стало мускулистым цилиндром с торчащими конечностями, абсурдными, но сильными. Женщина пронеслась вдаль, ускоренная своим новым сифоном, двигаясь через воздух, словно через воду, с волосами, развевающимися на морском течении в милях от него. Был мужчина, поднявший руки, на которых лопались волдыри, становившиеся присосками, другой был с кривым клювом на месте рта.
Они ворвались в оружейных фермеров и завихрение чернильной бумаги. Их драли пули, и они рычали, и кусались, и били в ответ. Человек с присосками с надеждой смотрел на внутренние стороны рук. Отметины пузырились в виде маленьких липучек, но руки остались руками. Билли следил за ним. Изумительно, да, но…
Но не божественная ли это издевка, что ни у одного из кракенутых нет щупалец?
Дейн не принял новую форму. Только теперь он оглянулся на Билли – и его глаза стали сплошь зрачками, сплошь темными. Охотничьих рук не отросло.
– Билли… – тонкий голосок из пластмассового человечка Билли.
– Вати! – вскрикнул Билли, привлекая внимание Дейна. Помахал фигуркой: – Вати!
– … Нашел вас, – сказал голос и снова закашлялся. Угас.
– Вати…
После секунд молчания Вати произнес:
– Первое, что я сделал в этом мире сам, – перестал быть этим рукотворным телом. Сделал раз – мог и второй. Меня застали врасплох, вот и все. Мне надо только… – повторный грубый анкераж в эксплуатационной кукле страшно его ранил. – Это единственное место, которое я нашел. Так часто в нем бывал. – Вати словно говорил спросонок – в том ничейном духопространстве между статуями, где оказался в коме. Он снова провалился в молчание.
– Черт, – сказал Билли, – Вати!
Больше ничего, а их время вышло. Билли поманил и прокрался вперед, и Дейн присел с ним на балконе под высоким окном фабрики, выходящим на последние приготовления Гризамента.
74
Зал кишел бумагой. Самолетиками и обрывками, драными клочками, целеустремленно шныряющими, измазанными чернилами. По помещению под ними была рассыпана старая машинерия – остатки печатных станков и резаков. Весь цех окружали многоэтажные мостки. Билли засек оставшееся ядро оружейных фермеров.
Там была и Берн – набрасывала текст, опускала взгляд и спорила, сама себе писала Гризаментом его ответ. У огромной кучи оторванных твердых обложек книг корпели над шестеренками техники, не обращая внимания на хаос, спрессовывая мокрую бумажную пульпу в гидравлической машине и собирая грязноцветную выжимку.
– Это библиотека, – сказал Билли. Мокрая рваная кракенская библиотека, низведенная до чернил. Он показал через стекло.
Все это древнее знание обливали раствором, чернила сочились со страниц, где только что были словами. Какая-то доля пигмента наверняка являлась остатками кофе, пятнами веков, хитином раздавленных жуков. Но даже так сок, что они собирали, становился дистиллятом всего кракенского знания. И Билли видел – надзирающую за преображением, на приподнятом помосте, в обычном огромном ведре – основу Гризамента. Плеск его жидкого тела.
Дейн кинулся на стекло и издал разъяренный вопль. Он излучал холод.
– Он приобщает это, – сказал Билли. – Или приобщается.
Этот жидкий шрифт насыщен. Жидкая тьма, которая была всеми секретами архитевтиса, гомеопатически запомнившая формы, что некогда принимала, – писаний, секретов. Метаболизируй их – и Гризамент будет знать о кракене больше любого тевтекса.
– Ускоряйтесь! – Они услышали из-за стекла Берн. Будто стекло истончалось, чтобы помочь им. – Пора заканчивать. Мы можем отследить животное, но нужно собрать все знания до последнего. Живей! – Бумага метелила, будто помещение наполнил вихрь.
О стекло рядом с Билли и Дейном расплющился обрывок с вершины шуршащей колонны. Чернила окинули их взглядом. Неподвижная секунда. Обрывок сорвался обратно по бумажной воронке. Остальные последовали за ним, смерч провалился в собственный центр.
– Пошли! – заорал Билли. Выбил стекло внутрь и выстрелил в бумажную бурю, но луча не было. Он швырнул мертвый фазер в гигантскую чернильницу, полную Гризамента.
Раздались выстрелы, и один-два прорвавшихся кракениста упали. Дейн не двигался. Билли услышал грохот и влажный удар по телу Дейна. Новая рана в его боку истекала черной кровью. Дейн взглянул на Билли глазами бездны. Улыбнулся совсем не по-человечески. Сделал себя больше.
Билли схватил пистолет с ремня Дейна, и его начала бомбардировать бумага. Налетел сгусток в виде кусающегося черепа. Он взмахнул бутылкой с отбеливателем и брызнул веществом дугой, словно расширяющейся саблей. Жидкость, где попадала, депигментировала. Он почувствовал среди запахов оружия запах отбеливателя – тот же аммиачный аромат, что и от архитевтиса.