Крах советской модели экономики

Родине передовое, прогрессивное, настоящее. Похоже, их вполне устраивали наши

феодальные порядки и привилегии. И они не чурались контактами с КГБ, выполняя прямые

поручения его сотрудников.

Процесс вырождения науки и учёных в результате их порчи от привилегий и льгот

хорошо известен с давних пор. Об этом весьма содержательно писал и М.Бакунин: 47 Советская культура, 1989, 11 мая.

«...Научная академия, облечённая, так сказать, абсолютною верховною властью, хотя бы она

состояла даже из самых знаменитых людей, неизбежно и скоро кончила бы тем, что сама

развратилась бы и морально, и интеллектуально. Такова уже ныне история всех академий

при небольшом количестве предоставленных им привилегий. Самый крупный научный

гений с того момента, как он становится академиком, официальным патентованным учёным, неизбежно регрессирует и засыпает. Он теряет свою самобытность, свою революционную

смелость и эту не укладывающуюся в общие рамки дикую энергию, характеризующую самых

великих гениев, призванных всегда к разрушению отживших миров и к закладке основ

новых миров. Он, несомненно, выигрывает в хороших манерах, в полезной и практической

мудрости, теряя в мощности мысли. Одним словом, он вырождается.

Таково уж свойство привилегии и всякого привилегированного положения – убивать

ум и сердце людей. Человек, политически или экономически привилегированный, есть

человек, развращённый интеллектуально и морально. Вот социальный закон, не

признающий никакого исключения, приложимый одинаково к целым нациям, классам, сообществам и индивидам»48.

К тому же долгие годы советские учёные находились под гнётом невежественных

партруководителей, идеологов, бюрократов, номенклатурщиков от науки, бдительных

кадровиков-кагебистов. Ведь для того чтобы занять пост директора исследовательского

института, заведующего кафедрой общественных наук в вузе, требовалось специальное

решение ЦК, обкома или райкома КПСС. Поскольку значительный слой учёных был

уничтожен вообще, как якобы враждебный социализму элемент, и на этой почве появились

лояльные конъюнктурщики, или так называемые партийные учёные, возрос удельный вес

посредственностей, массовых, средних «учёных». Неуютно было блистательным, оригинальным умам.

Лысенковщина постепенно превратилась в один из принципов научной (а лучше

сказать, псевдонаучной) деятельности в СССР. Партийная идеология оседлала всё

обществоведение и погоняла его как хорошую лошадь в нужном для неё направлении.

Среди таких «учёных» быстро нашлись рьяные карьеристы, которые лучше любого

партократа направляли и свою «науку» в нужном руководителям страны направлении.

Нормальные же учёные (были и такие!) должны были следовать планам и приоритетам, задаваемым подобными руководителями, выполнение которых особенно стимулировалось.

Известный биолог, проф. Эфроимсон, познавший горечь сталинизма в советской науке, писал: «Я не преувеличу, если скажу, что в нашей науке существует почти феодальная

зависимость огромной армии хороших, но по титулу рядовых учёных, от возвышающихся

над ними хозяев, царьков и настоящих царей. Дикость ситуации усугубляется тем, что для

рядового сотрудника практически нет никаких путей освободиться от этой зависимости...

Настало время понять, что лидер в той или иной области знаний – это не звание, не

должность, это прежде всего нетривиально, нестандартно мыслящий учёный, способный

увлечь за собой единомышленников»49.

Среди академиков (прежде всего по общественным наукам) преобладали не истинные

учёные, а «адаптивные», лояльные и удобные люди. Они должны были быть в то же время и

послушными, и управляемыми. Выбирали их в академики обычно, как уже говорилось, при

отсутствии у них реальных и важных научных достижений. Задаваться вопросом об их

вкладе в науку или практику было неэтично, хотя в документах, подаваемых на прохождение

процедуры выборов, расписывались самые фантастические вещи: вклад в теорию

международных отношений, открытие особого направления в исследованиях и т.д. А то, что

на поверку никакой теории или действительно нового научного направления не было, старались не замечать.

48 Цит. по: журн. «Встречи с историей». Вып. 3, 1990, с. 107.

49 См. Огонёк, 1989 № 11, с. 12.

Была в советской экономической науке и просто околонаучная шпана, как правило, выходцы из рабочих и крестьян, имевшие чисто прагматические цели. В добрые старые

времена таких и близко не подпустили бы к настоящей науке или настоящим учёным.

Теперь же они порой стали занимать командные и номенклатурные должности в

исследовательских институтах на волне общей большевизации и пролетаризации советского

общества. Их немаловажным козырем была анкета, в которой указывалось, что они вышли