Красивые вещи

И вот однажды, бессонной ночью ко мне пришел ответ: Стоунхейвен. Я перееду туда и по-настоящему поставлю перед собой цель – стать человеком, примирившимся с миром, уравновешенным и уверенным в себе. (Время от времени я баловалась вдохновляющими цитатами на эту тему на своем канале, чтобы заполнять паузы (А вот и вдохновляющий лозунг дня, ребята! #матьтереза #безмятежность #доброта). Я вдохну жизнь в Стоунхейвен, сделаю его вновь обитаемым и привлекательным – домом, в который когда-нибудь захотят приезжать мои дети. Я смогу там все переделать или, по крайней мере, сделать косметический ремонт. Уберу тени трагедии, начну историю Либлингов заново! И кстати, бонус: это сможет стать абсолютно новой историей для социальных сетей: «Ванесса Либлинг переезжает в фамильное поместье на озере Тахо, чтобы найти себя».

Я позвонила Бенни, чтобы рассказать ему о своих планах. Он долго молчал.

– Ты же понимаешь, я не стану к тебе туда приезжать, Ванесса. Я не смогу там жить.

– Приезжать к тебе буду я, – ответила я. – К тому же это ненадолго. Пока я не придумаю, что делать дальше.

– Ты ужасно импульсивна, – сказал мой брат. – Ты хоть на секунду задумайся. Это просто кошмарная идея.

Я осознавала, что хватаюсь за соломинку, но именно соломинка мне сейчас была нужна. За неделю я упаковала всю мою жизнь в коробки, в том числе и свадебное платье, которое мне так и не удалось надеть, уволила всех своих помощников и прекратила аренду квартиры в Трибеке.

Саския и Эвангелина устроили для меня прощальную вечеринку на крыше в Чайна-тауне, с ди-джеем и гостями – собралась половина Манхэттена. Я была в серебристом платье мини, сшитом Кристианом Сириано специально для меня, и расточала поцелуи и приглашения навестить меня в фамильном поместье. Если верить моим словам, получалось, что Стоунхейвен не хуже, чем Хэмптонс[79], и даже лучше.

– Мы приедем летом! – ворковала Майя. – Я привезу с собой девушек, раздобудем спонсоров и будем целую неделю отшельничать – будет у нас спа-курорт!

У меня не хватило духу сказать ей, что поблизости от Стоунхейвена никаких спа-курортов нет, нет и салонов красоты, нет ресторанов, где подают тосты из авокадо. А вот Саския, похоже, догадалась об этом без моей помощи. В конце вечеринки она обняла меня так, словно прощалась со мной навсегда.

Но уехать как можно скорее у меня не получилось.

Фургон для перевозки вещей прибыл на следующий день и увез мою жизнь. Я сделала последнее фото, на котором запечатлела уезжающий фургон, колеса которого издавали не самые приятные звуки, шурша по мостовой. Фотку я загрузила в Инстаграм: «Итак, я начинаю новое путешествие! „Любая великая мечта начинается с мечтателя“ – Хелен Келлер, #какточносказано».

Позже я обнаружу, что Виктор поставил лайк под этой фотографией, а я даже не стала размышлять о том, что именно ему понравилось – позитивность или мой отъезд как таковой.

Когда я приехала, Стоунхейвен показался мне капсулой машины времени. Ничего здесь не изменилось за несколько лет, с того дня, как мы уехали. Мебель все так же была покрыта белыми чехлами, старинные часы в холле остановились на 1 1:25, срок годности консервированного фуа-гра истек в две тысячи десятом году. Нигде не было заметно пыли, за домом хорошо ухаживали – спасибо управляющему и его жене, которые до смерти моего отца и того времени, когда прекратилась оплата по счетам, жили в коттедже на дальнем краю поместья. И тем не менее, когда я шла по темным, безжизненным комнатам, у меня было такое ощущение, будто я оказалась в склепе. Все было холодным на ощупь и неподатливым.

Потом время от времени, когда я передвигалась по дому – снимала чехлы с мебели, осматривала стеллажи с книгами, – у меня возникало ощущение, будто бы где-то рядом призрак моей матери. Вдруг мне не глаза попадалась вмятина на обивке дивана в библиотеке на той подушке, на которую она обычно садилась. Если я устраивалась на этом месте, я вдруг ощущала покалывание в затылке. Казалось, кто-то легонько дует мне в волосы. Я закрывала глаза и пыталась представить себе, как это было, когда маман обнимала меня, но вместо этого я чувствовала холодок под ложечкой. Казалось, пальцы скелета прикасаются ко мне.