Красная карма

– Может, тело и умерло, но его душа никогда еще не была такой живой. Эта смерть была лишь возрождением. Здесь говорят, что Майя – видимый мир – это как штора из переливающейся ткани с постоянно меняющимися бликами. Достичь мокши – значит найти щель в этой шторе и получить доступ к запредельному, к космической истине.

У Мерша возникло видение… Вдоль этих ажурных храмов и резных фасадов шагала тень – длинная и грозная тень Пьера Русселя, вооруженного кривым садовым ножом.

Конечно, Бхатия находил трупы с оставленным на них «автографом», конечно, он знал о существовании рецидивиста и его ужасающем способе убийства, но индийская полиция ничего не могла поделать с этим хищником. Это был маг, демон, ракшас – слово, которое Мерш вычитал в своем путеводителе и запомнил; коротко говоря, воплощение всех чертей индусской мифологии.

Они причаливали к берегу – нос лодки бился о полузатопленные ступени, производя звуки, похожие на перестук кокосовых орехов или клокотание воды в горле. Мерш спрыгнул на берег, потом помог выбраться Николь. Он протянул Жерому комок мятых рупий, даже не пересчитав.

– Еще один вопрос.

– Слушаю тебя, – сказал Жером, сжимая в пальцах купюры.

– Баба Шумитро Сен – можно ли сказать, что он живет в Сараяма-Махале?

Жером сплюнул – он тянул причальный трос, как собачий поводок.

– Призраки живут скрытно, это их природа.

– Но этот мог остаться жить в доме Пьера Русселя?

Лицо лодочника расплылось в улыбке, – наверное, у него было совсем мало зубов, потому что губы втянулись внутрь.

– У призраков свои привычки, это точно, – сказал он Мершу и подмигнул. – После смерти Русселя никто не рискнул там поселиться.

– Но кто-то же там все-таки живет?

– Его ученики, но они живут там тайно, потому что тантрический закон требует, чтобы они оставались невидимыми…

– Спасибо, Жером, ты нам очень помог.

Старик снова подмигнул:

– Не благодари меня. Я вам только что подарил билет в ад.

137

Косячок на дорожку.

Если уж безумствовать, то по полной программе.

После обеда они вернулись на гхат Асси. Сквозь туман, словно желая облегчить им поиски, проглянуло солнце. Дворец Сараяма-Махал, принадлежавший некоему махарадже из Восточной Индии, был обращен к Гангу длинным фасадом с многочисленными окнами и нишами, увенчанными башенками в форме ракушек – знаменитыми шикхарами, символизирующими горные вершины, где обитает божественный дух. С этой стороны забраться во дворец было невозможно – стена торчала из воды, как утес. Они обогнули здание по сырым, подозрительным переулкам, то и дело наталкиваясь на садху и носильщиков трупов, и так дошли до порога дворца. Все окна были закрыты ставнями, за которыми не просматривалось никаких признаков жизни; дворец тонул, как крейсер, покинутый матросами. Сравнение было тем более верным, что террасы, ниши и шпили напоминали палубные надстройки, трубы и пушки военного корабля, выкрашенного в красный цвет, хотя на самом деле это облупилась старая краска, обнажив кирпичи.

Они остановились перед дверью в форме арки, заросшей гниющим плющом. Существовал только один способ войти во дворец – через эту дверь. Для этого надо было выломать какую-нибудь из резных панелей, закрывающих проемы.

Мерш ничего не говорил, но у него наверняка была какая-то идея. Николь доверяла ему.

Они вернулись в отель и стали ждать вечера.

…Было одиннадцать часов, и, конечно, снова припустил дождь. Мерш ушел неизвестно куда. Николь, чтобы отогнать страх, закурила косяк и отдалась благотворному воздействию каннабиса. Ей казалось, что у нее с темени сняли всю тяжесть, всю тревогу – как снимают тонкую пленку с клейкой этикетки. Скоро она будет готова к роковому походу – спасибо наркотику.

Внезапно в номер, едва не сорвав дверь с петель, ворвался Мерш:

– Мой кольт пропал.

– Что?

– Пока ты принимала душ, я все обыскал: его нигде нет. Я хорошенько потряс хозяина отеля, но он тут ни при чем, я уверен. Его украл кто-то другой.

– Понятно, – согласилась Николь. – Но что нам теперь делать? Отказаться от плана?

Решительный вид Мерша говорил о том, что он не собирается отступать.

– Со мной всегда мой «Ка-Бар».

Он был сам не свой. Николь чувствовала, что это противостояние стало его навязчивой идеей. Речь шла уже не о том, чтобы арестовать убийцу… кстати, а на каком, собственно, основании? Нет, он хотел заполучить его голову, как безумный охотник, преследующий в Африке слона или легендарного носорога.

Его больше не интересовали обстоятельства дела, он забыл о своем статусе полицейского и плевал на правосудие. Теперь он жаждал одного – смерти врага.

Боже, с одним ножом…

Надо было прекратить эти бредни, вернуть его на землю.

– Мы не можем так поступить, – сказала Николь. – Нужно идти в полицию.

– Мы уже ходили. Они нам не помогут.

– Вопрос не в том, чтобы нам помочь, а в том, чтобы полицейские взяли расследование в свои руки. Мы находимся на их территории. Это их полномочия и…

– Из-за одних лишь предположений полицейские Варанаси и пальцем не пошевелят. Не говоря уже о главном.

– О главном?