Красная Казанова

-     Да кабы Ворошилова! Молодуху позвал. Моло­дую, в теле крупнокалиберную, ну такую-растакую, мимо идёшь, не хочешь, остановишься. И наладил её кажные полчаса полы в лавке мыть. Полы, грех жало­ваться, сверкали как в трамвае, а от солдат… Да что солдат, какой с их спрос. От комсостава отбоя не было! В какую-нибудь неделю смели не токмо миски, а и оконные шпингалеты. На что только они им сдались в палатках шпингалеты-то? Им бы терпугов, бесстыд­никам …

Афанасий Матвеевич осёкся, виновато поглядел на Лидочку, но та и бровью не повела. Да и до прили­чий ли. Путём сложных умозаключений, цепь которых не взялся бы проследить ни один мыслитель, она на­шла ответ на мучавший её вопрос: «Ясно как день - Кульков видел всё и потому убежал к Эврике. Либо он ничего не видел и тоже помчался к ней…».

-       … а ведь мои-то были и больше и круглее, глаз радовался.

-    Скажи, дядя Афанасий, а для мужчин всегда чем круглее, тем лучше?

-      Эт смотря какой мужчина, ежели военный, то враз и не угадаешь. Вот в Германскую, авиатор сково­роду купит, плоскую, здоровую и в ероплан. Для чего ты думаешь?

-    Грибы жарить?

-     «Грибы»! Он сковороду себе в креслу положит, сам в её сядет и летает над врагом. Никакая пуля его с земли не достанет. Немец сердится, по-немецки бра­нится пока ему бомба на башку не свалиться, но по­делать ничего не может.

-    А потом?

-     Да, что ж потом? Капут, кричит. Карош, кричит, русский шковородка. А ведь будь она круглая летчика б так качало, что он в того германца-то поди и не по­пал.

-     Ну а если человек не военный, ему какие миски нравятся?

-      Гражданский люд, по большей части тарелки предпочитает Но которые поглубже, конечно, лучше расходятся.

«Значит, Володька видел всё. Видел всё и пом­чался к какой-то Эврике, потому что у той круглые… - щёки Лидочки опять залила краска и если такая ме­тафора тут позволительна, она была ранена в самое сердце. - Откуда только взялась эта бомба сисястая на мою голову?»

Глава пятая

Согласно выписке, полученной Прохором Филипповичем в адресном, а также, информации, по­черпнутой из неофициальных источников, в городе проживали: две Электрины, восемь Эльвир и всего одна Эврика. А, именно - Пшибышевская Эврика Яновна; тысяча восемьсот пятьдесят второго года рождения; единственная дочь астронома-любителя; в прошлом эсерка; усатая старуха, прописанная в комнате но­мер четыре семейного общежития «Физкультурник», пользовавшегося в округе дурной репутацией и на­селённого, в силу какого-то загадочного стечения об­стоятельств, по преимуществу, одинокими стариками обоего пола и ещё неженатыми гражданами - муж­ского. Женский элемент в общежитие не допускался, по специальному, устному, но категорическому ука­занию коменданта, «чтобы не развели там, понима­ете ли…». Эту фразу комендант никогда не заканчи­вал, но вахтёры, как он и рассчитывал - понимали, а иначе, хороши бы это были вахтёры. Ясно, что идти в «Физкультурник» ГПОТу было неприятно, но Кульков с субботы как в воду канул, Лидочка плакала без пере­рыва, и «половина» настаивала.

«Не ко времени. Ох, не ко времени…» - Прохор Филиппович глубоко задумался. По слободкам ползли слухи о трамваях, каждый новый страшнее предыду­щего. Выяснять начнут с него, а тут эсерка и вдобавок -дядя!

Персона Афанасия Матвеевича вообще была по­стоянной головной болью главного по общественному транспорту. Ещё при назначении замом у отдельных то­варищей возникали сомнения. Прохору Филипповичу задавали каверзные вопросы о классовых врагах, инте­ресовались отношениями с родственниками. Но тогда, рядом находился прежний начальник депо, Маёвкин. На старика можно было опереться. Сейчас ГПОТ остался один на один со своими бедами, и если, дей­ствительно по городу разъезжают вагоны трудящихся «в натуральном виде», то, только за это…