– Ваше величество, мне не подобало вмешиваться в разговор, пока меня не спрашивали; кроме того, я хотел сначала обождать, чтобы убедиться, будет ли моему господину приятно, если сэр Брай найдется, или нет?
– Боже мой, да у вас, милорд Лейстер, такой слуга, который так и просится на виселицу! Говорите, сэр! Как вы осмелились арестовать путешественника?
– Ваше величество, граф Лейстер мог иметь свои причины действовать великодушно, но обязанность верного слуги защищать его от тех, которые пользуются его великодушием, чтобы строить ему козни. Сэр Брай так же, как и лорд Сэррей, угрожал моему господину в Кэнмор-Кэстле. Граф отпустил их с миром, потому что рассчитывал на благодарность прежних друзей, однако же сэр Брай, а потом и лорд Сэррей отплатили моему господину за его благородство тем, что тайком шпионили поблизости от его замка. Сэр Брай хотел прокрасться туда как вор, и я приказал схватить его как вора. Он замышлял убийство и похищение. Я умолчал о том с целью выждать, не пожалует ли к нам также лорд Сэррей. Моя догадка не обманула меня. Лорд Сэррей напал с обнаженным мечом на безоружного привратника и хотел насильно ворваться в замок. Но я был тут и прикончил бы его на месте, как он того заслуживал; однако граф подарил ему жизнь. А теперь лорд Сэррей стоит здесь, как клеветник, чтобы заплатить свой долг. Если бы граф Лейстер проведал, что я арестовал сэра Брая, то помиловал бы и его; он доверяет чужой честности, потому что сам честен.
– Правда ли это? – спросила королева, обращаясь к Сэррею. – Граф Лейстер действительно подарил вам жизнь?
– Я сознаюсь в том; он не дал своим людям умертвить меня.
– Значит, лорд Лейстер находился там… Должно быть, Кэнмор-Кэстль служил убежищем для похищенной девушки?
– Да, ваше величество, – смело ответил Кингтон, предупреждая ответ Лейстера, – но лорд ничего не знал о том, потому что давно велел мне перевезти ее в безопасное место. Оттого он и поверил мне, когда я сказал ему, будто лорд Сэррей вербует рекрутов для Шотландии.
– Значит, эта ложь была выдумана вами?
– Ваше величество, я хотел избавить моего господина от людей, покушавшихся на его жизнь.
– А как намеревались вы поступить с вашим пленником, сэром Браем?
– Как только вы подписали бы декрет об изгнании, я переправил бы его через границу, а если бы он вернулся после того назад, то был бы вне покровительства закона.
– Однако вам прекрасно служат, лорд Лейстер! – обратилась королева к графу. – Я желаю простить этого отчаянного малого ради его верности, предполагая, конечно, что лица, которых я желаю видеть, будут доставлены им сюда.
Этим закончилась аудиенция, где дело шло о голове графа Лейстера; прочнее, чем когда-либо, утвердился он в благоволении Елизаветы, хотя собравшаяся над ним гроза еще не рассеялась и ежеминутно могла разразиться со страшной силой.
Глава двадцать четвертая. Проклятие зла
Свое бракосочетание с Босвелем Мария Стюарт обставила блестящими празднествами, хотя убитого супруга облекал окровавленный саван; однако свадебное ликование, последовавшее так быстро за погребением, было принужденно. Новобрачная хотела казаться счастливой, и именно это отталкивало от нее истинно преданных ей людей. Ее приближенные понимали, что необузданный Босвель оказывал на нее демоническое влияние с того момента, когда Мария сделалась сообщницей его преступления.
Несомненно, трудная задача объяснить ее тогдашнее душевное настроение, потому что для этого нужно обрисовать все противоречия, встречающиеся в слабой, но вместе с тем столь упрямой натуре женщины, и проистекающие из смешения слабости и силы.
Конечно, Мария могла бояться хладнокровного убийцы, а мысль, что она прикована к нему кровавым злодейством, пожалуй, внушала ей ужас; но если бы она порвала эту цепь, то очутилась бы без всякой опоры и сделалась бы добычей своих врагов.
Мария принадлежала Босвелю, она была женою убийцы, но вместе с тем и королевой, и в ее сердце еще жило гордое сознание, что могущество, которым обладал ее муж, досталось ему через нее. Однако Босвель должен был доказать ей противное, ради собственной безопасности, чтобы она не вздумала со временем бросить его. И с той же беспощадной суровостью, с какой он принудил ее допустить свое похищение, он начал теперь показывать ей, что она перестала уже быть его повелительницей, а была только женой, что он – ее господин и муж, который не потерпит никакой измены, никакого противоречия, никакого предательства.