Красная перчатка

Мне снится сон. Во всяком случае, я думаю, что это сон. Я лежу на полу в подвале дедушкиного дома в Карни, придавив собой Лилу, схватил ее за запястья. Очень трудно сосредоточиться из-за одурманивающего аромата ее волос. Такая нежная кожа. Но немигающий, остекленевший взгляд устремлен в потолок, бледное лицо лишено всякого выражения.

В своем сне я все равно целую ее. Хотя отчетливо вижу на тонкой шее ожерелье из шрамов: раны слишком глубокие, из перерезанного горла течет кровь. Я вижу, что она мертва.

А потом снова оказываюсь на крыше общежития. Балансирую, стараясь сохранить равновесие, голые пятки царапает щербатая черепица. Шелестит листва. Внизу пустынный двор. Совсем как прошлой весной.

Только в этот раз я прыгаю вниз.

* * *

Просыпаюсь я весь в поту. По телу проходит горячая дрожь – как же я себя ненавижу за это. Сэм тихонько храпит на своей кровати.

Поддавшись внезапному порыву, я достаю мобильник и шлю Лиле сообщение: «Прекрати».

Спустя мгновение приходит ответ: «Что?»

Значит, не спит.

Я открываю окно и вылезаю на улицу, во двор. Прямо посреди ночи, в одной футболке и трусах. Ужасно глупо, почти так же глупо, как и уезжать из кампуса среди бела дня, не подумав об уважительной причине. Я будто напрашиваюсь, хочу, чтобы меня поймали, остановили, сбили с проложенного курса.

Еще год назад я бы никогда не поверил, насколько легко можно проникнуть в чужое общежитие. Входные двери не заперты, зато заперты двери на этажах, но замки-то пустяковые, и засовов нет. Раз крутануть – и все, через мгновение я уже иду по коридору прямо в ее комнату, нимало не заботясь, что меня могут поймать.

– Ты… – я стараюсь говорить тихо, но выходит не очень.

Укутанная в одеяло Лила лежит на кровати и изумленно смотрит на меня.

– Не могу больше, – шепчу я. – Прекрати насылать эти сны.

– С ума сошел? – девушка сбрасывает одеяло и садится; на ней только майка и трусики. – Нас обоих из-за тебя выкинут из школы.

Я открываю было рот, чтобы возразить, но неожиданно меня захлестывает волна отчаяния. Сейчас я похож на заводную куклу, у которой заклинило шестеренки.

Она дотрагивается до моего плеча. Голой рукой.

– Я не насылала никаких снов. Не работала над тобой. Ты до сих пор не можешь поверить, что я, в отличие от всех остальных, не собираюсь вытряхивать из тебя душу?

– Нет, – отвечаю я почти честно, а потом сажусь на кровать и закрываю лицо руками.

– Случилось что-то плохое? – Лила гладит меня по щеке.

– Просто сны.

Не хочу, чтобы Лила все поняла. Я ведь надеялся, что видения наслала она, что это кусочки некой головоломки и их можно прекратить. Но ужасы творятся именно в моей голове – и только что я получил тому очередное подтверждение.

Она опускает руку и внимательно вглядывается в мое лицо. Неожиданно меня охватывает острая тоска по детству, по собственной мальчишеской любви, такой простой и такой несбыточной.

– Расскажи.

– Не могу, – мотаю я головой.

В коридоре кто-то хлопает дверью, слышатся шаги. Лила кивает на шкаф, и я на цыпочках бросаюсь туда. Но потом в туалете спускают воду.

Со вздохом облегчения я прислоняюсь к стене.

– Иди сюда, – громко шепчет она, откинув край одеяла. – Забирайся. Если кто-то войдет, тебя не заметят.

– Не знаю, по-моему…

– Тс-с-с, давай, быстро, – Лила презрительно улыбается, будто сама смеется над собственными желаниями.

Я прекрасно знаю, что не надо залезать к ней под одеяло. Просто в последнее время беспрестанно совершаю разные глупости. Простыни хранят тепло ее тела, ее запах – легкий аромат мыла и пепла. Лила обнимает меня за талию, я прижимаюсь к ней.

Какая нежная кожа. В комнате прохладно, а Лила такая обжигающе горячая. Наши ноги переплетаются. Как хорошо. Я с трудом сдерживаю рвущийся наружу судорожный вздох.

Легко, неправильно, но очень легко. Мне столько хочется ей сказать, но ведь получится нечестно. Я целую ее, заглушая поцелуем свое невысказанное «Я люблю тебя». Выдыхаю прямо в полураскрытые губы: «Всегда тебя любил». Она со стоном отвечает на поцелуй.

А потом стягивает свою майку и швыряет ее на пол. У меня внутри не осталось ничего, кроме нестерпимого презрения к самому себе, но и оно отступает, когда пальцы Лилы скользят по затылку. Во всем мире не осталось никого, кроме нее.

– Из меня получилась хорошая поддельная подружка, – шепчет она, словно это старая шутка, понятная только нам двоим.

Надо остановиться.

Все замедляется. Я глажу нежную кожу, прикусываю ее нижнюю губу, провожу ладонью по изогнутой голой спине. Руки скользят вниз, задевают край хлопковых трусиков.

– Самая лучшая, – голос у меня сиплый, как будто я долго и надрывно кричал.

Лила целует меня в плечо, и я чувствую, как она улыбается.

Ласково убираю прядь волос у нее с лица, ощущая, как бьется ее сердце, как пульсирует жилка на шее, отсчитывая мгновения. Вот сейчас она исчезнет, растает, словно облачко дыма.

Я потерял Лилу в тот самый миг, когда мать наложила проклятие. Магия ослабнет уже скоро, и ей будет стыдно вспоминать о своих словах и поступках, вспоминать об этом. Неважно, что сейчас она в моих объятиях, все не по-настоящему.