– Заебало копать, – сплюнул Лиф, кромсая землю так, будто это она украла его брата.
– Лучше копать, чем быть закопанным, – сказал Ягнёнок.
Шай оставила их копать могилы, волов пастись, а сама стала ходить кругами, присела, запустив пальцы в холодную траву, и пыталась прочесть знаки в затухающем свете. Пыталась понять, чего они достигли и что делать дальше.
– Ягнёнок.
Он крякнул, присаживаясь рядом с ней на корточки, и вытряхнул грязь из рукавиц.
– Чего?
– Похоже, здесь трое от них откололись и направились на юго-восток. Остальные двинули прямо на запад. Что думаешь?
– Стараюсь не думать. Ты у нас следопыт. Хотя понятия не имею, когда ты так наловчилась.
– Просто задаю вопрос, который неплохо бы обдумать. – Шай не хотела признаваться, что преследовать и быть преследуемым – две стороны одной монеты, и в части последнего у неё было два года пренеприятной практики.
– Они разделились? – спросил Лиф.
Глядя на юг, Ягнёнок теребил ту выемку в своём ухе.
– Поссорились, что ли?
– Возможно, – сказала Шай. – Или их отправили покрутиться тут, проверить, не преследует ли их кто-нибудь.
Лиф потянулся к стреле, бросая взгляды на горизонт.
Ягнёнок взмахом руки остановил его.
– Если б они хотели проверить, нас бы давно заметили. – Он всё смотрел на юг, вдоль полоски леса, в сторону небольшой возвышенности, куда, по мнению Шай, отправились те трое.
– Нет. Наверное, их достало. Может быть, для них это слишком далеко зашло. Возможно, они начали думать, что их повесят следующими. Как бы то ни было, поедем за ними. Будем надеяться, что поймаем их прежде, чем колеса отвалятся от телеги. Или что-нибудь отвалится от меня, – добавил он и, морщась, залез на сидение фургона.
– С этими тремя детей нет, – сказал Лиф, замыкаясь.
– Нет, – Ягнёнок снова напялил шляпу. – Но они могут указать нам верный путь. Нам надо починить фургон, найти новых волов или лошадей. Нам нужна еда. Возможно эти трое…
– Ты старый ёбаный трус.
Последовала пауза. Затем Ягнёнок кивнул на Шай.
– Мы с ней долгие годы обсасывали эту тему, и тебе нечего добавить к этому спору.
Шай посмотрела на них – парень сердито глядел снизу вверх, здоровяк спокойно и невозмутимо смотрел вниз со своего сиденья.
Лиф скривил губу.
– Нам надо ехать за детьми, или…
– Залезай в фургон, мальчик, или поедешь за детьми один.
Лиф снова открыл рот, но Шай раньше ухватила его за руку.
– Я хочу догнать их так же сильно, как и ты, но Ягнёнок прав – там двадцать мужиков, скверных, вооружённых и готовых на всё. Там мы ничего не можем сделать.
– Но ведь рано или поздно нам придётся их догнать, так ведь? – бросил Лиф, тяжело дыша. – Может, лучше сейчас, пока мой брат или твой всё ещё живы!
Следовало признать, что резон в его словах был, но это ничего не меняло. Она выдержала его взгляд и сказала ему в лицо, спокойно, но твердо:
– Полезай в фургон, Лиф.
На этот раз он сделал, как было сказано, взобрался к вещам и молча уселся там, спиной к ним.
Шай усадила свою избитую задницу рядом с Ягнёнком, а тот дёрнул поводья, понукая Скейла и Кальдера неохотно двигаться.
– Что будем делать, когда поймаем тех троих? – тихо спросила она, чтобы Лиф их не услышал. – Скорее всего, они тоже вооружены и готовы на всё. И наверняка вооружены лучше нас.
– Думаю, нам придётся быть готовыми на большее.
Брови Шай полезли на лоб. Этот огромный, мягкий северянин, который, бывало, со смехом бегал по пшенице, усадив Пита на одно плечо и Ро на другое, который часами сидел на закате с Галли, молча передавая бутылку, который ни разу не поднял руку на Шай, хотя подростком она не раз жёстко напрашивалась – теперь он собирается обагрить руки в крови по локоть, и говорит об этом так, словно это пустяк.
Шай знала, что это не пустяк.
Она закрыла глаза и вспомнила лицо Джега после того, как зарезала его. Окровавленные поля шляпы закрывали ему глаза, и он всё кружился по улице, бормоча: «Смоук[4]
, Смоук…». Вспомнила того продавца в магазине, который смотрел на неё, пока его рубашка чернела от крови. И тот взгляд Додда, глупо уставившегося на её стрелу в своей груди. «За что ты так поступила?»Шай сильно потёрла лицо рукой, внезапно вспотев. Сердце тяжело стучало, и она закуталась в засаленную одежду, словно могла укрыться от своего прошлого. Но это не помогало, и оно её настигало. Ради Пита и Ро нужно будет снова обагрить руки. Она сжала пальцами рукоять ножа, тяжело вздохнула и выпятила челюсть. Выбора не было тогда. Выбора нет и теперь. А по тем, за кем они сейчас гнались, нечего лить слёзы.
– Когда мы найдём их, – её голос тонко звучал в сгущающейся тьме, – сможешь делать, как я скажу?
– Нет, – сказал Ягнёнок.
– Чего? – он так давно делал всё по первому её слову, что она и не думала, будто может быть по-другому.
Когда она посмотрела на него, его старое, покрытое шрамами лицо кривилось, словно от боли.
– Я обещал твоей матери. Перед тем, как она умерла. Обещал присмотреть за детьми. За Питом и Ро… и я полагаю, к тебе это тоже относится, так?
– Наверное, – неуверенно прошептала она.