– Это они? – спросил Лиф. – Это их лошади?
– Это они, – сказала Шай. В своей промокшей куртке она чувствовала себя холодной и липкой, как покойница.
– Что будем делать? – Лиф пытался скрыть нотку волнения в голосе и не преуспел.
Ягнёнок ему не ответил. Вместо этого он близко придвинулся к Шай и тихо заговорил:
– Если бы ты дала два обещания, и не могла сдержать одно, не нарушив другого. Что бы ты сделала?
На взгляд Шай, вопрос был довольно причудливым, с учётом ближайшей задачи. Она пожала плечами, коснувшись ими мокрой рубашки.
– Наверное, сдержала бы то, что важнее.
– Ага, – пробормотал он, глядя через это болото, в которую превратилась улица. – Просто листья на воде, да? Вечно никакого выбора. – Они немного посидели, занимаясь только тем, что промокали ещё больше, а потом Ягнёнок повернулся на сидении:
– Я пойду первым. Привяжите волов, затем вы идите за мной, только тихо. – Он выпрыгнул из фургона, плюхнувшись сапогами в грязь. – Если только не хотите остаться здесь. Это было бы лучше всего.
– Я своё дело сделаю, – отрезал Лиф.
– Ты знаешь, что это может быть за дело? Ты когда-нибудь убивал человека?
– А ты?
– Просто не стой у меня на пути. – Ягнёнок как-то изменился. Больше не горбился. Стал выше. Больше. По плечам плаща барабанил дождь, слабый отблеск освещал одну сторону сурового лица, всё остальное во тьме. – Не стойте у меня на пути. Вам придётся пообещать мне это.
– Хорошо, – сказал Лиф, странно взглянув на Шай.
– Хорошо, – сказала Шай.
Ягнёнок говорил что-то необычное. В любой сезон окота овец полно ягнят, более норовистых, чем он. Но мужики бывают странными со своей гордостью. Самой Шай на гордость всегда было плевать. Поэтому, думала она, пусть себе болтает, что хочет, и пускай заходит первым. В конце концов, при продаже зерна это срабатывало неплохо. Пусть думает, что хочет, а она проскользнёт следом. Шай спрятала нож в рукав и смотрела, как старый северянин тяжело месит сапогами болотистую улицу, раскинув руки для равновесия.
Когда Ягнёнок оплошает, она сделает то, что нужно. Она ведь уже делала это раньше, и причины тогда были менее серьёзными, и с люди заслуживали этого куда меньше. Шай проверила, что нож свободно выскальзывает из мокрого рукава. В ушах отдавал стук сердца. Она сможет снова это сделать. Должна сделать, снова.
Снаружи таверна выглядела как разваленный сарай, и внутри впечатление не сильно менялось. Это место вызвало в Шай тоску по «Дому Тёлок Стафера» – она и не думала, что когда-либо испытает такое чувство. В безвозвратно почерневшем очаге извивался жалкий язычок пламени. Стоял кислый запах дыма, сырости и вонючих тел, никогда не знавших мыла. Барной стойкой служил старый горбыль, за долгие годы потрескавшийся, отполированный локтями до блеска и прогнувшийся посередине. За ним стоял трактирщик, или, вернее, сарайщик, и протирал кружки.
Тесное заведение с низкими потолками было заполнено далеко не под завязку – жалкое зрелище в такой ненастный вечер. За самым дальним столом склонились над похлёбкой пять человек с двумя женщинами – Шай приняла их за торговцев, и не из удачливых. Костлявый мужик потрепанного вида сидел один на один с кружкой. По его отражению в запятнанном зеркале, какое и у неё когда-то было, она решила, что это фермер. Человек за следующим столом практически утопал в огромной шубе – над ней виднелась лишь копна седых волос и шляпа с парой засаленных перьев под тесьмой. На столе перед ним стояла полупустая бутылка. Напротив него сидела, выпрямившись, как судья на процессе, старая женщина-дух со сломанным носом. Её седые волосы были перевязаны чем-то вроде клочков старого имперского знамени, а лицо избороздили такие глубокие морщины, что его можно было использовать в качестве сушилки для тарелок. Если только твои тарелки не сожгли вместе с зеркалом и со всем остальным имуществом.
Шай медленно перевела взгляд на последних участников весёлой компании, будто хотела притвориться, что их там вовсе и нет. Но они там были. Трое мужиков жались друг к другу. Они выглядели, как люди Союза, если, конечно, можно понять, где родился человек, которого обтесали несколько лет в грязи и непогоде Ближней Страны. Двое были молоды. Один с копной рыжих волос и дёрганый, будто с шилом в заднице. Другой отличался красивой формой лица, насколько Шай могла судить сбоку. Овечью куртку он перетянул щеголеватым поясом, отделанным металлом. Третий был старше и с бородой. Высокую шляпу в мокрых пятнах он заломил набок, будто много о себе воображал. Впрочем, это не удивительно – чем меньше от мужика толку, тем больше он о себе воображает.
Шай заметила у него меч – потёртый латунный кончик ножен торчал из прорези в плаще. У Красавчика был топор и тяжёлый нож, засунутый за пояс рядом с мотком веревки. Рыжий сидел к ней спиной, так что она не могла сказать точно, но, несомненно, и у него имелся клинок-другой.