Красная Страна

— Я так просто не сдаюсь, слышишь меня? Сдаваться, блядь, это просто не для меня! А теперь мне нужен тот ублюдок, который убил бурого медведя голыми руками у истоков Соквойи, было это, черт возьми, на самом деле или нет. Ты слышишь меня, старое говно?

Он заморгал.

— Я слышу тебя.

— Ну? Ты хотел посчитаться с Коской или просто хотел кряхтеть об этом?

Плачущая Скала подвела лошадь ближе.

— Может, сделаешь это ради Лифа, — сказала она. — И за остальных похороненных на равнинах.

Свит один долгий миг смотрел на ее побитое непогодой лицо, по какой-то причине со странным призрачным выражением в глазах. Затем его рот изогнулся в улыбке.

— Как получилось, что после стольких лет ты все еще так чертовски красива? — спросил он.

Плачущая Скала лишь пожала плечами, мол, что есть, то есть, и зажала зубами свою трубку.

Свит потянулся и отбросил руку Шай. Выправил свою шубу. Наклонился с седла и сплюнул. Посмотрел прищуренными глазами в сторону Бикона и выпятил челюсть.

— Если меня убьют, я буду следовать за твоей тощей жопой всю жизнь.

— Если тебя убьют, не думаю, что моя жизнь затянется надолго. — Шай соскользнула со своего седла, похрустела на негнущихся ногах к фургону и встала, глядя вниз перед братом и сестрой. — Надо кое о чем позаботиться, — сказала она, мягко кладя руку на каждого из них. — Вы поезжайте с Маджудом. Он слегка прижимист, но он из хороших.

— Куда ты едешь? — спросил Пит.

— Оставила кое-что позади.

— Ты надолго?

Ей удалось улыбнуться.

— Ненадолго. Я прошу прощения, Ро. Прошу прощения за все.

— Как и я, — сказала Ро. Может это было уже что-то. И уж точно все, что у нее было.

Она тронула щеку Пита. Лишь коснулась кончиками пальцев.

— Увидимся в Кризе. Вы даже не заметите, что меня не было.

Ро посопела, сонная и сердитая, и не стала встречаться с ней взглядом, а Пит смотрел на нее, по лицу текли слезы. Она думала, действительно ли увидит их в Кризе. Безумие, как Свит и сказал, проделать весь этот путь и просто отпустить их. Но не было смысла в долгих прощаниях. Иногда лучше сделать что-то, чем жить в страхе перед этим. Так всегда говорил Ламб.

— Езжай! — крикнула она Маджуду, прежде чем у него появился шанс переменить ее мнение. Он кивнул ей, дернул поводьями и фургон покатился.

— Лучше сделать, — прошептала она в ночное небо, взобралась в седло, повернула лошадь и ударила пятками.

Ответ на Молитвы

Темпл надрался. Он так напился, как напивался после смерти жены. Словно было что-то на дне бутылки, в чем он отчаянно нуждался. Словно пьянство было профессией, в которой он планировал достичь самых вершин. Старался больше других, разве нет?

— Вам следует остановиться, — сказал Сворбрек, выглядя обеспокоенно.

— Вам следует начать, — сказал Темпл и засмеялся, хотя он никогда не чувствовал себя менее весело. Затем он рыгнул, немного сблевнул, и смыл вкус очередным глотком.

— Тебе следует задать себе темп, — сказал Коска, который в последнее время темп себе не задавал. — Выпивка — это искусство, а не наука. Ты ласкаешь бутылку. Дразнишь ее. Ухаживаешь за ней. Выпивка… выпивка… выпивка… — он целовал воздух с каждым повторением, его веки дрожали. — Выпивка — это как… любовь.

— Хули вы знаете о любви?

— Больше, чем я бы хотел, — ответил Старик, рассеянно посмотрел пожелтевшими глазами и горько рассмеялся. — Презренные люди тоже любят, Темпл. Тоже чувствуют боль. Тоже залечивают раны. Презренные люди больше всех, возможно. — Он хлопнул Темпла по спине, отправил увядающий глоток не в то горло и болезненно закашлялся. — Но не будем хныкать, как раскаявшиеся грешницы! Мы богаты, мальчик! Все богаты. А богатые люди не должны извиняться. За Виссерин для меня. Вернуть то, что было потеряно. Что было украдено.

— Что вы отбросили, — пробормотал Темпл, достаточно тихо, чтобы не быть услышанным в суматохе.

— Да, — задумчиво проговорил Коска. — Скоро освободиться место для нового генерал-капитана. — Он обвел шумную, переполненную, душную комнату жестом руки. — Все это будет твоим.

Это была сцена натурального дебоша, втиснутая в однокомнатную хибару, освещенная одной угасающей лампой, и задымленная дымом чагги, шумная от смеха и разговоров на нескольких языках. Два здоровых северянина боролись, возможно понарошку, а возможно с намереньем убить друг друга, люди отшатывались, стараясь не попадаться на их пути. Два уроженца Союза и имперец яростно возмущались, поскольку их столик был задет посреди карточной игры, и бутылки на нем затряслись. Три стирийца передавали трубку с шелухой и сидели, блаженно развалившись на разорванном матрасе в углу, где-то между сном и бодрствованием. Дружелюбный сидел, скрестив ноги и катал свои кости между ними, снова, и снова, и снова, хмуро глядя вниз с яростной сосредоточенностью, словно ответы на все вопросы должны скоро проявиться на их дюжине граней.

— Погодите, — пробормотал Темпл, его опьяненный мозг только сейчас начинал ухватывать. — Моим?