Красная строка. Коллективный сборник №2

Всю зиму, нет-нет, да и выкроив час, а то и два из суеты служебных и домашних обязанностей, она спускалась в подвальчик небольшого магазина и перебирала, разглядывала шифоны, бархаты, похожие на кожу персика бельсеты, лёгкие стрейч-ткани. В это время на её щёчках появлялся не только нежный румянец, но и стертые возрастом ямочки. Ей виделись изящные кимоно, легкомысленные бикини, длинные в пол голобеи, сарафанчики, кофточки, и подпевалось про себя на мотив вальса: раз, два, три, раз, два, три, раздватри… Если попадалось что-нибудь непостижимо-красивое, она, краснея ещё больше, покупала, и по дороге домой мучительно раздумывала, куда бы положить свёрток. Она шла, не замечая ни раскисшего под ногами снега, ни спустившегося на город вечера, ни света в окнах. Она мечтала о том, что, если мужа не будет дома, ей удастся развернуть покупку, разгладить ткань, подойти к зеркалу и, прикладывая к себе, убедиться, что это именно её цвет, он так выгодно оттенит её глаза цвета весеннего неба, и всем будет казаться, что ей не сорок, а лет эдак тридцать, тридцать пять. Потом она спрячет свёрток в шкаф и пойдёт готовить ужин.

Верочкин муж, Дмитрий, слыл человеком приятным и, несмотря на то, что в последние годы ради благополучия семьи из инженеров переквалифицировался в охранники, не изменил своего внешнего облика: не растолстел, не размордел, в метро уступал место дамам и в присутствии последних не позволял себе расставлять ноги так, как это почему-то стало принято не только в общественных местах, но даже на пресс-конференциях. Он по-прежнему уверен в своей любви к Верочке и часто напоминает ей об этом. Но в чём-то он всё-таки стал другим. Работа, сутки через трое, расширила пространство его досуга, а так как традиционное воспитание не допускало активного вмешательства в домашние обязанности супруги, оказалось, что свободное время требует какого-то усиленного хобби.

– Чем мне заняться? – ныло у него в груди, когда он, лежа на диване, нажимал на кнопочки пульта.

И вот однажды во время рекламной паузы перед ним возник культиватор Торнадо. Видеосюжет поразил Дмитрия. Без видимого усилия со стороны землепашца это прекрасное изобретение вскапывало, вырывало сорняки, рыхлило землю до пуха… и всего-то за тысячу рублей. Руки у бывшего инженера, а ныне охранника Дмитрия Ивановича Лопухова зачесались. А тут ещё старый институтский приятель Сашка Кирсанов надумал продать свою дачу. Конечно, не дачу, а сараюшку на подмосковном болоте. Но – дёшево.

– Если хочешь, – говорил он, – бери в рассрочку. Мне не нужна. Я скоро заграницу уезжаю. Вызов пришёл. Буду в Мюнхене конструктором работать.

Дмитрий захотел. И вот он втыкает культиватор в землю. Комки мокрой грязи выплёскиваются из недр. Вода заливает кроссовки, пачкает брюки. Вздыхает:

– Ну, и земля тут у них.

И вспоминает материн черноземный косогор, где копалось легко, радостно, и земля принимала каждое брошенное семечко, щедро вознаграждая и труд, и время земледельца.

А Верочка? Верочке муж подарил титановую лопату с фиберглассовым черенком и пластиковой ручкой.

– Хватит тебе за машинкой сидеть, так ты совсем захиреешь. Для здоровья необходим труд на свежем воздухе. Хотя бы два часа в день.

– Дима, я устала. Ты разве не знаешь, что мне на работе приходится туда-сюда бегать? А у нас там не лестница, а трап. Наша бухгалтерша как его увидела, сразу заявила: «Если меня к вам посадят, я сразу же уволюсь». А ей тридцать. Что же обо мне говорить? У меня и сердце, и вены.

– А ты не корячься, не на себя работаешь и не на государство.

– Ты же знаешь, я плохо работать не умею.

– Ну, вкалывай тогда, вкалывай. Да, забыл тебе сказать, Сашка звонил. К себе в Мюнхен приглашает. Небось, похвастаться хочет.

– Да, теперь все друг перед другом выставляются. У всех понты. Только у нас вместо понтов сарай на болоте.

– Слушай, не выноси мне мóзги. Я для семьи по полной выкладываюсь, специальность свою бросил.

– Ну, я тоже, кажется, сложа руки, не сижу, – Верочкин голос становился тоньше и громче.

– Ладно, не горячись, лучше скажи, что Сашке ответить. Он обещал дорогу оплатить, а жить у него будем.

– Что тут думать, поедем, конечно…

Поездка удалась. Правда, Александр Матвеевич дома почти не бывал, и приятели виделись редко. Он работал. Вставал рано, бесшумно одевался и исчезал, приходил поздно. Казалось, что накопившаяся за годы застоя, перестройки и постсоветской неразберихи энергия, как вырвавшаяся из закрытого клапана струя, не знает преград. Немцы удивлялись его трудолюбию, внимательности, дотошности, аккуратности… Одновременно он ходил на курсы переподготовки и немецкого языка. С переподготовкой было всё «окей». А вот немецкий иногда хромал. Правда, пятёрок за язык почти никто из их группы не получал. Но если уж у кого и появлялась, то конечно, у Кирсанова. Поэтому он был постоянно занят, а его гости в свободном плавании перемещались по городу.