Эти рабочіе держались серьезно и независимо и не позволяли старшему мастеру наступать себѣ на ногу. Въ случаѣ необходимости вся мастерская выступала и говорила, какъ одинъ человѣкъ. Благодаря этому, они были застрѣльщиками въ заводской жизни и раньше другихъ добивались необходимыхъ измѣненій и льготъ.
Миша стоялъ и слѣдилъ за ходомъ своего станка. Дѣло это не требовало тѣлесныхъ усилій, если не считать короткаго движенія руки, чтобы повернуть рычагъ. Миша такъ привыкъ къ своему станку, что наблюдалъ за нимъ совершенно машинально и въ то же время думалъ о своихъ дѣлахъ. Въ это самое утро онъ получилъ отъ Палаши Ядренцовой письмо, написанное, очевидно, еще вчера вечеромъ. Письмо это принесла какая-то маленькая дѣвочка, и оно лежало у Миши въ карманѣ, смятое въ первомъ порывѣ безотчетнаго раздраженія.
Палаша писала:
— Милостивый Михайло Васильевичъ!
Слово
— Я давно хотѣла васъ спросить, отчего называется
— А вчера я хотѣла васъ спросить, что такое
— Я вчера долго не спала и все думала. Объ насъ, фабричныхъ дѣвушкахъ, понимаютъ, что намъ одна дорога, — либо околѣй съ голоду, либо замужъ пойти за пьяницу, а то на панель… А развѣ мы виноватыя? Если не нарядныя, такъ денегъ нѣтъ на наряды, а не интересныя, затѣмъ, что насъ ничему не учили. Должна сама себя обучать, если хочу. А къ кому приткнуться, не знаю. Глупый мнѣ не нуженъ, умному сама не нужна. А другія тѣмъ временемъ спятъ на лебяжьемъ пуху, жизнь ихъ утѣшаетъ, не какъ насъ, сиротъ.
— Извините за мои неученыя слова. Тяжело мнѣ очень. Лучше-бъ позднѣе родиться, или раньше умереть. Я жить не хочу. Нашъ вѣкъ желѣзный. Земля дрожитъ отъ нашего утѣсненія. Уважающая васъ до гроба Палагея Ядренцова.
Вмѣсто:
Рѣзецъ дошелъ до конца ствола и остановился. Миша въ послѣдній разъ повернулъ рычагъ. Было половина двѣнадцатаго. Работа его на это утро была окончена. Онъ сходилъ къ инженеру за отпускнымъ квиткомъ, который требовался для преждевременнаго ухода, и вышелъ на дворъ. По дорогѣ къ воротамъ лежала литейная мастерская, и онъ думалъ зайти туда и поговорить съ однимъ изъ мастеровъ. Быть можетъ, въ концѣ концовъ и въ литейной удастся найти подходящее мѣстечко для Алеши. Въ формовочномъ отдѣленіи работа была потоньше и физической силы не требовалось. Туда принимали даже подростковъ, и черезъ годъ или два смышленный малый могъ зарабатывать не хуже стараго работника.
Одна половина воротъ литейной мастерской была полуоткрыта. Миша вошелъ внутрь и невольно остановился. Прямо навстрѣчу ему катился, вися въ воздухѣ и поддерживаемый цѣпью на блокѣ, огромный ковшъ, до краевъ наполненный свѣтлокрасной массой. Паровой приводъ быстро и дробно стучалъ вверху, передвигая воротъ. Нѣсколько закопченныхъ фигуръ съ желѣзными кочергами въ рукахъ суетились по обѣ стороны. Ковшъ плавно и тяжело катился впередъ, пока не остановился надъ круглой площадкой, гдѣ были утверждены въ пескѣ формы для литья.
— Пускай! — крикнулъ старшій.
Подручный выбилъ затычку, ослѣпительный потокъ стали полился внизъ густо и мягко, какъ медъ, и медленно сталъ наполнять первую форму.
Поодаль нѣсколько формъ, уже налитыхъ, свѣтились голубоватымъ пламенемъ газа, который пробивался сквозь щели. Рабочій обходилъ формы одну за другой и старательно очищалъ шлакъ въ отверстіяхъ, нарочно оставленныхъ для того, чтобы избѣжать разрыва формы.
Не смотря на близость обѣденнаго перерыва, работа въ литейной шла полнымъ ходомъ. Впрочемъ, ея основныя струи никогда не прерывались. Вечеромъ, въ шесть часовъ приходила ночная смѣна и замѣняла дневную у неостывающихъ печей. Сегодня былъ день большого литья и въ разныхъ концахъ обширнаго каменнаго барака, унаслѣдованнаго заводомъ еще отъ тридцатыхъ годовъ, раскаленный металлъ переливался изъ печи въ жолобъ, а изъ ковша въ подставленный снизу пріемникъ.
Миша осторожно шелъ впередъ, направляясь къ формовочному отдѣленію. Ему приходилось поминутно останавливаться и давать дорогу группамъ литейщиковъ, перебѣгавшихъ съ одного конца мастерской на другой. Мимо него проходили тигельщики, поддерживая на желѣзныхъ обоймахъ неуклюжіе графитовые горшки, наполненные тяжелымъ темно-краснымъ варевомъ. Края у горшковъ были отбиты. Тигельщики извлекали ихъ изъ гнѣздообразныхъ печей, вырытыхъ въ землѣ и заваленныхъ раскаленнымъ углемъ, и одинъ за другимъ перетаскивали къ формамъ. Каждый горшокъ могъ служить только одинъ разъ. Его безжалостно разбивали передъ литьемъ и осколки потомъ перемалывали въ массу для новыхъ тиглей.