Красное и черное

Подальше, нѣсколько мальчиковъ разбирали уже отлитыя формы, вынимали готовыя вещи, заботливо стряхивали песокъ и вытирали тряпкой.

Въ срединѣ мастерской четверо рабочихъ хлопотали около большой формы, утвержденной на четыреугольной опокъ, похожей на огромное деревянное блюдо. Форма, судя по ея внутреннимъ очертаніямъ, была назначена для большого машиннаго колеса съ частыми изогнутыми спицами. Нѣсколько такихъ же, уже готовыхъ, колесъ лежали въ сторонѣ, какъ груда причудливыхъ морскихъ звѣздъ съ окостенѣвшими лучами, превращенными въ твердую мѣдь. Рабочіе отчищали форму, выравнивая ее по наугольнику. Они укрѣпляли узкія трубчатыя мѣста, назначенныя для лучей колеса, вставляя между ними мелкіе металлическіе жеребейки, поддерживавшіе земляную стѣнку.

Работа ихъ приближалась къ концу. Окончивъ ее, они могли уйти для завтрака, ибо формовочное отдѣленіе давало больше свободы, чѣмъ литейное, и скорѣе напоминало токарный или слесарный отдѣлъ. Работа здѣсь тоже была чистая, неторопливая, не требовавшая большого тѣлеснаго напряженія и не производившая шума.

Рядомъ съ огненнымъ адомъ литейной эта маленькая мастерская казалась средоточіемъ художественнаго генія, создававшаго форму для кипящаго, раскаленнаго, аморфнаго металла, выходившаго изъ печей.

Мастера не было въ мастерской. У него была особая каморка за перегородкой. Но черезъ минуту онъ открылъ свою дверь и перешагнулъ черезъ порогъ. Это былъ высокій костлявый человѣкъ въ кожаной курткѣ и круглой нѣмецкой фуражкѣ, съ привычно сердитымъ лицомъ и маленькими тусклыми глазками.

Миша сдѣлалъ шагъ по направленію къ мастеру, но формовщики, работавшіе у колеса, предупредили его. Они бросили работу и устремились по тому же направленію. Мишѣ показалось, будто они хотятъ привѣтствовать мастера.

Мастеръ, однако, былъ лучше освѣдомленъ насчетъ ихъ истинныхъ намѣреній. Онъ быстро попятился къ двери, но чья-то предательская рука захлопнула ее за его спиной.

— Не подходи! — крикнулъ мастеръ, останавливаясь поневолѣ у порога. — Убью!..

Рабочіе шарахнулись, но тотчасъ же вернулись обратно. Правая рука мастера, высоко поднятая вверхъ, сжимала какой-то предметъ.

Подростки у верстаковъ продолжали работать, какъ будто сцена у дверей не представляла ничего интереснаго, но нѣсколько мальчишекъ не выдержали и прибѣжали на шумъ.

— Гляди! — сказалъ одинъ изъ нихъ своему сосѣду, — у него ключъ.

Оружіе мастера состояло изъ большого стального ключа, съ массивнымъ стержнемъ, напоминавшимъ револьверный стволъ.

Въ переднемъ ряду послышался короткій смѣхъ.

Настроеніе у наступавшихъ было не буйное, а скорѣе озорное, вызванное желаніемъ посмѣяться надъ нелюбимымъ и надоѣвшимъ мастеромъ.

— Не убивай, Иванъ Федоровъ! — сказалъ одинъ изъ наступавшихъ формовщиковъ.

— А лучше не хочешь ли прокатиться?

— Караулъ! — крикнулъ мастеръ пронзительнымъ голосомъ.

Дверь за спиной мастера быстро открылась, изъ за нея выдвинулся огромный черный куль, поддерживаемый двумя жилистыми и столь же черными руками и быстро надвинулся на голову мастера, какъ полотняная сѣть на пойманную птицу.

Мастеръ затопалъ ногами, но вмѣсто крика изъ-подъ мѣшка послышалось ожесточенное чиханіе, ибо мѣшокъ былъ внутри посыпанъ мелкимъ графитомъ и нюхательнымъ табакомъ.

— Подавай! — сказалъ тотъ же насмѣшливый голосъ, какъ будто вызывая карету у театральнаго подъѣзда. Десять рукъ подкатили грязную тачку. Человѣкъ въ мѣшкѣ продолжалъ чихать, но не сопротивлялся. Черезъ минуту тачка уже направлялась къ боковому выходу. Все это произошло такъ быстро, что когда изъ литейной мастерской прибѣжалъ на крикъ инженеръ, все было кончено. Даже боковой выходъ былъ закрытъ и рабочіе опять хлопотали у верстаковъ и у колеса.

— Что вы дѣлаете? — крикнулъ инженеръ, отыскивая глазами причину безпорядка.

Но все въ мастерской было на своемъ мѣстѣ.

— Ничего! — отозвался пожилой формовщикъ, не принимавшій никакого участія въ недавней расправѣ.

— Ивану Федорову показали путь, вотъ что!

Фраза эта какъ будто была заимствована у новгородцевъ, выпроводившихъ нелюбимаго князя. Но формовщикъ былъ далекъ отъ того, чтобы сравнивать мастера съ княземъ. Тонъ у него былъ совершенно простой и спокойный, какъ будто дѣло шло о грудѣ мусора, вывезенной за дверь.

— За что? — растерянно спрашивалъ инженеръ.

— Есть за что! — столь же спокойно отозвался формовщикъ, констатируя новый фактъ.

— Господи, отчего вы не жаловались?

Слова инженера совершенно не соотвѣтствовали фактамъ. Въ послѣдніе полгода формовщики раза три или четыре жаловались начальнику мастерской на своего мастера, то за грубое обращеніе, то за слишкомъ натянутый разсчетъ. Жалобы эти по обыкновенію оставались безъ послѣдствій и привели къ самоуправству. Но душа русскаго начальства, большого и маленькаго, такъ ужъ устроена, что въ минуту развязки оно забываетъ о всѣхъ причинахъ и слѣдствіяхъ и начинаетъ свои разспросы съ первой главы.