Читаем Красное каление. Роман. Том первый. Волчье время полностью

– -Мы из тебя… Попробуем опять человека… сделать.Из обычного красного разбойника – честного русского воина!Каким образом? -Крестинский придвинулся  еще ближе, -ты ж, Гриня, с самого своего детства, когда ты еще мальчонкой, бывало, бегал по утрам к своему папаше, Панкрату Кузьмичу, в кузницу, знаешь, как из простого куска черного железа вдруг выходит в его умелых руках…, ну, та же подкова, скажем, а?– Крестинский опять, глубоко-глубоко заглянул в затуманившиеся Гришкины глаза, -знаешь ведь, а?


– Ну…, знамо дело… Как же нам… не знать-то!– Гришка оживился, посветлел лицом и по щекам его прокатился легкий румянец, -малость накалить его…В горнушке. Да и гни в дугу!


-Малость? -Крестинский прищурился.


-Самую малость. А то ить… перекал пойдет. Хрупкая выйдет… твоя подкова-то. На камушек какой, али на угол где налетит,-хрясь! И нету!


-Ну, а…,-Крестинский с каким-то очень живым интересом внимательно всматривался в лицо Гришки, -скажи-ка мне…Вот, как же он определяет…, готов ли тот кусок… для ковки… или его еще поднакалить надобно? Своим чутьем?


-Гы-гы-гы… Скажете то же, -Григорий аж развеселился, -а борода? Борода-то ему на кой? Он же, папашка-то мой, берет тот красный кусок щипцами, да и подносит его, страдальца, к самой бороде своей!Близехонько! Но чтоб не подпалить ненароком! А борода-то… так и пощелкивает, так и пощелкивает! Значит, готов! Куй!..


Крестинский с весьма довольным видом слегка усмехнулся в тонкие черные усы, откинулся на спинку стула, задумался на мгновение, забарабанил пальцами по столу. И уже совсем другим, будничным голосом вдруг сказал:


 -Мы тебя, Григорий Панкратыч, отправляем… обратно, к красным. Да-да! В штаб комдива Думенко. Нам там свой человек нужен.


Гришка, хоть натощак выпитая водка и уже крепко ударила по мозгам, дернулся всем телом, отшатнувшись и пытаясь вскочить:


– Так они ж меня…,в-ваше,… так они тут же и шлепнут… меня?! Пять минут там не проживу…я!


Оказавшийся уже за спиной Крестинский, ладонями обеих рук за плечи удержал его на табурете, слегка вдавив, и продолжал тем же спокойным, логичным, рассудительным  тоном:


 -А кто тебя там знает? А, Григорий? Вы ж с полком никогда с думенковцами не стояли? Ну ладно, кто-то из земляков окажется… Так ты и приедешь к ним не каким-нибудь бродягой. Ты попадешь, вроде как случайно, тем  же  человеком, каким ты был еще неделю назад –адьютантом комполка Гаврилова. То, что полк разбит, пленен и рассеян, все уже у большевиков, конечно, знают.  Ты  расскажешь, что комполка героически погиб под Бараниками, и ты, сам, темной ночью там его и похоронил, не волнуйся, его нынче и вправду, погребут там, где ты и укажешь! Изобразишь по такому случаю лютую ненависть к белым, то есть –к нам, и, поплакавшись, попросишься к славному комдиву в часть, ибо, скажешь, только с ними ты и сможешь, как следует, отомстить за любимого командира, ну, ты ведь умеешь… Яблочком… Так сказать. Через месяц – другой твоей службы вдруг, ну совершенно случайно, погибнет нынешний ординарец комдива. А там есть один человечек, наш сотрудник, который еще и подсоветует товарищу Думенко тебя, как замечательную замену убитому. Вот ты и в дамках, Гриша! Ну, а дальше, тот человечек наш будет тебе говорить, что делать.


  -Что, убить этого комдива надо? –насупился Остапенко и заерзал на табурете.


  -Нет-нет, Григорий, ты это брось! – картинно нахмурился подполковник, – хватит убийств! Да и думенковцы так своего комдива любят, что за него тебя из-под земли достанут и разорвут на части. Ну, там ты это сразу поймешь. Ты, Григорий, не гнилой террорист, как Гаврилка Принцип, ты теперь сотрудник контрразведки армии, это понимать надо! Мы с тобой все будем делать так, что большевики этого героического комдива и сами прикончат, у него врагов  для этого предостаточно! Один Буденный, не раз поротый по его приказу, чего стоит. Тут надо действовать тихо, не светясь, чужими руками, понимаешь меня? Ты будешь через того человека писать нам про каждый шаг комдива, а мы тебе будем говорить, что дальше делать.


Гришка, низко опустив голову, мучительно о чем-то раздумывал, тихо посапывая. Вдруг он, как будто о чем-то вспомнив, поднял глаза:


  -А как же я, Ваше благо…


Крестинский, взмахнув рукой,  неожиданно его перебил:


-Отныне Григорий, не называй меня так, официально. Мы ведь с тобой, дружище, старые…знакомые, ведь так? И я тебе давно все простил. Обращайся ко мне просто, как все нормальные люди: Владимир Алексеевич, хорошо? Но это если мы одни.


  -По-о-нял, -усмехнулся тот, и, поднявшись, в первый раз  глядя прямо в глаза подполковника, несколько смутившись, спросил:


  -Мне ж, Владимир…Алексеич, придется там, когда-никогда и…постреливать…по вашим. А ? Как тут быть…


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза