Красные блокноты Кристины

Если он будет положительным, я позвоню родителям и буду плакать, даже не стану слушать, что они говорят, как утешают. А ведь наверняка – уже давно чувствую, как что-то набухло, зародилось внутри. Все говорят, что нельзя не почувствовать – даже боль какую-то, кровавое пятнышко. Имплантационное кровотечение. У меня еще не было, но скоро начнется наверняка.

Пять.

В груди колотится что-то, не понимает.

Семь.

Мне будет больно, и мне будет рано, всегда рано, даже в тридцать лет, в сорок.

Десять.

Я столько стихотворений об этом написала, чтобы не было так страшно.

Я вытаскиваю тест-полоску, но пока можно не смотреть, рано. Я кладу ее на бачок, боюсь, что соскользнет – или увижу неправильно, не смогу с моим зрением разглядеть.

Оцените результат через три-пять минут, но не позднее чем через десять минут.

Месячные должны были начаться пять дней назад, и такое бывало часто, что не приходили вовремя, но отчего-то именно вчера забеспокоилась, стала трогать грудь, искать набухшее, болезненное, искать на форумах те самые ощущения, субъективные данные. Но еще для всего рано. Для тошноты, головокружения.

Если он будет положительным, я позвоню бывшему мужу и скажу – видишь, я не зря боялась. Может быть, снова заплачу, если не отрыдаю свое перед родителями.

Через пять минут я оцениваю результат: тест показывает одну полоску, и только потом вспоминаю, что развелась с мужем три месяца назад и почти сразу переехала в эту комнату на Лермонтовском проспекте и с той поры ни с кем не была.

Музыка

Снимаю наушники, задумываюсь – верно, нужно сделать что-то с высокими, сейчас резковато, бьет по ушам. Надо будет написать ребятам, сказать: а то у нас релиз весной, надо бы поторопиться, причесать все; и хочу сразу, но только зовут в кабинет, укладывают на кушетку.

– У вас рубец на матке, знаете? – говорит врач ультразвуковой диагностики, несильно и небольно поворачивая датчик внутри.

– Нет. Обещали, что не останется.

– Ну как могло не остаться – такая операция. Он небольшой, только… – щурится, смотрит на экран с нечетким зернистым изображением, в котором я уже совсем ничего не понимаю.

После операции шрамов не боялась, потому что и так много – над бровью, беленький, от качелей; на мочках ушей – незажившие проколы от сережек, баловались с подружкой. Еще на ногах, на голенях, там уже и считать незачем.

– Он небольшой, только располагается уж очень нехорошо.

Спрашиваю, что такого нехорошего в нем, врач не говорит всего – или говорит, а я не понимаю, вытираюсь, выкидываю в урну салфетки, пропитанные гелем с моего тела, одеваюсь и в такси уже читаю про вероятность разрыва матки при беременности при определенных обстоятельствах: не могу сказать, что у меня они определенные, но только и совсем забыть не могу.

Из такси звоню тебе и говорю – знаешь, кажется, у нас никогда не будет детей.

– Никому не известно, – отвечаешь ты, – и потом: у вас ведь весной выйдет альбом? Вроде пока это важнее.

Блин, думаю, какой альбом, если у меня рубец на матке, должно ведь быть страшно?

Но ничего не порвется, если я буду петь.

Ничего не порвется, если куплю самокат и поеду по набережной, а потом буду выбирать из волос соцветия акации.

Помню, как в десятом классе села вместе с новенькой девочкой, которая в тот день пришла с аппаратом, записывающим сердцебиение, под расстегнутой толстовкой. Я испугалась, что у нее что-то страшное с сердцем, но девочка успокоила – ничего плохого, разве что рожать самой нельзя. И я подумала – господи, и чего ты так рано об этом, нам еще до выпускного два года, еще же платья выбирать?

Дома переслушиваю финальную версию нашего альбома, радуюсь звуку.

Фотографии той девочки все смотрела в соцсетях, удивлялась – что это у нее ребенок не растет, а сколько прошло времени; потом поняла, что это уже второй, маленький, и, кажется, уже девочка.

Но и платье на выпускной у меня было красивое – шелковое, гладкое, красное.

Только ждать

Мы просыпаемся в палате, а потом по-разному прислушиваемся к себе, как к семенам, растениям, – принялось, не принялось? А потом больно смотреть на засыхающие березки, которые воткнули в грунт возле метро, – как тяжело искали воду, какие-то свои питательные вещества, но не нашли. Потом в палату заходит репродуктолог и говорит, обращаясь сразу ко всем: «Девочки, у нас все благополучно, теперь только ждем». Меня чуточку тошнит от наркоза, но все равно хочется, чтобы это именно мне сказали. И вот как оно – ждать, я не спрашиваю. Не спрашиваю у сорокалетней Веры, которая делает за свои деньги, не по квоте. Не спрашиваю у Вики, которую провожал двадцатипятилетний красивый муж с темными ласковыми глазами, и они себя совсем виноватыми не чувствовали, а муж не подразумевал ничего такого; просто медицинская манипуляция, не в насмешку над его мужским, не случившимся. Тоже думаю, что все просто так, просто медицина. Сейчас успокоится голова, вызову такси и поеду.