Жена
Убирает в шкаф чистую одежду, пока девочки играют на кровати Бекс в Амелию Эрхарт[32]
. Дидье ушел в паб вместе с Питом, вернется к ужину. На ужин будет мексиканская запеканка, и Шелл обязательно спросит, какая в ней фасоль – консервированная или обычная размоченная.– Что это за звук?!
– О нет, в самолете кончилось горючее!
– Мне остается только упасть в море!
– Я падаю! Шлеп.
– Шлеп.
– Фу, почему у вас на полу столько пыли? – уже совсем другим голосом говорит Шелл.
Бекс смотрит на пол, потом на жену.
– Моя мама говорит, что в доме обязательно должно быть чисто, только тогда там и можно жить, – сообщает им Шелл.
«Хватит, девочка из идеального семейства. Хватит».
– Наверное, твоя мама не очень-то много знает о пыли, – говорит жена. – Ведь иначе она бы понимала, что в пыли содержится пыльца, которая весьма полезна для здоровья.
Бекс улыбается.
– Это как? – спрашивает Шелл.
Обои чудовищные. Темно-лиловые цветы на коричневом фоне. Нельзя, чтобы ее дочка видела их каждое утро, когда открывает глаза.
– Когда ты ее вдыхаешь, у тебя вырабатывается больше белых кровяных телец и улучшается иммунитет. Так что пыль очень полезная.
К ужину муж не приходит, поэтому она кормит детей запеканкой, ставит сковородку обратно в духовку на маленькую температуру, чтобы не остыло, провожает Шелл до машины, когда за ней приезжает Блейк из идеального семейства, купает Бекс и Джона, пытается вспомнить, когда в последний раз их купал Дидье. Когда жена читает сказку на ночь про семью маленьких пушистиков («Теплые, как плюшечки, маленькие ушечки»), громко хлопает входная дверь и в прихожей раздаются голоса.
– А папа зайдет пожелать нам спокойной ночи?
– Не знаю, это уж как он сам решит.
– А ты скажи ему, чтобы зашел.
Спустившись на первый этаж, жена видит, что Дидье все-таки нашел запеканку и вывалил ее всю без остатка на тарелки себе и Питу.
– Вкуснота, – говорит Пит вместо приветствия и запихивает в рот полную вилку.
– Да, – подхватывает Дидье. – Ты в этот раз сальсы побольше положила?
– А мне ты оставил? Я не ужинала.
– Я думал, ты с детьми поела.
– Нет, тебя ждала.
Дидье смотрит на свою тарелку:
– Хочешь мою доесть?
– Я себе бутерброд сделаю.
Жена толстым слоем намазывает сливочный сыр на кусок цельнозернового хлеба, кладет сверху ломтики огурца, солит. Вполне невинный бутерброд. Возможно, чуть позже к нему добавится печенье с шоколадной крошкой.
Печенье… Парковка с видом… Брайан Закиль…
Что-то царапается на самом краешке сознания.
Жена смотрит на фикус – вялый, но все еще живой (она его вчера поливала?), на молочай – зимой с ним никогда не угадаешь: зеленые ростки мгновенно загнивают, если им не хватает солнца.
Что-то такое Брайан ей сказал.
– У меня буквально нет слов, – Пит, видимо, описывает какое-то происшествие в школе, к которому жена не имеет никакого отношения.
– Ты вроде говорил, что ненавидишь, когда все повторяют «буквально».
Пит бросает на нее по-акульи хищный взгляд.
– Я не люблю, когда люди так говорят не по делу. Но в данном случае у меня действительно буквально нет слов.
– Что случилось?
– Я узнал, что моя коллега завела себе литературного агента и собирается издавать свои богомерзкие позорные книжонки.
У жены сводит скулы.
– У Ро появился агент?
Она продаст свою книгу про полярную исследовательницу, заработает денег, критики напишут благосклонные отзывы, может, даже она станет…
– Нет, у Пенни – авторши почеркушек за полпенни.
– Ну и молодец, – с облегчением говорит просто отвратительная жена.
– А о бедной литературе кто подумает? – не унимается Пит.
Что-то такое крутится в голове. Какой-то крючок, отсылка, что-то такое она должна сопоставить.
Брайан… Печенье… Молочай…
– Пойду покурю, – говорит Дидье.
– Уж извини, Дидье, если тебе это скучно слушать, – возмущается Пит, – но мне кажется, критика гегемонии коммерческих издательств – дело важное. А то они с нами будут творить что хотят.
– Кто?
– Корпорации, которые формируют вкусы. Вся эта индустрия романтической чуши. Пляши-пляши, марионетка!
– Иди пожелай детям спокойной ночи, – говорит жена.
– Пожелаю, но сначала…
– Когда ты соберешься, они уже спать будут.
Дидье бросает незажженную сигарету на кухонную столешницу и идет к лестнице.
Жена отправляется в туалет, писает, подтирается, встает, но трусы не надевает. Втягивает живот и смотрит на свой мохнатый лобок. Сколько на нем волосков? Больше сотни или меньше? Выдергивает один. Немножко больно. Еще один. Больно. Третий. Четвертый и пятый. Поднимает сиденье и выкладывает волоски на обод унитаза, рядком.
Что же ей не дает покоя?