Красные часы

Что-то такое с Брайаном.

Таскаться за ним – трусость.

Нужно хорошенько обдумать, как она до такого докатилась.

Но дело не только в Брайане.

А в чем?

Жена смотрит на календарь на кухонной стене, в котором много раз написана и столько же раз перечеркнута буква «с», написана и перечеркнута, написана и перечеркнута.

Стоя возле раковины, она оттирает сковородку из-под запеканки.

Дидье и Пит, перекурив, возвращаются в дом.

– Пива хочешь, Пит-формальдегид?

Маленькая зверушка, обожженная, ползет через дорогу. Вся трясется, вся черная.

– Можешь себе представить, она о них не слышала даже.

– Чувак, музыкальная эрудиция Ро без проблем влезет в трусы Брайану Закилю. Специальные такие трусы, футбольные, с защитой для яиц.

Черная и трясется.

– А такие бывают экстра маленького размера?

Трусы. Трусы Брайана. Яйца. Семейный завтрак. Семья. Отец. Мать. Троюродная сестра. Троюродная сестра!..

– Да он детские небось покупает.

«Мы все очень хотим, чтобы она от него ушла. Ведь детей у них нет».

Троюродная сестра, которая терпит колотушки.

О нет.

Жена с грохотом роняет сковородку в раковину.

Где телефон… Где…

– Где мой телефон? – она торопливо отряхивает мокрые пальцы.

– На столе лежит, – говорит Дидье. – Господи.

Жена хватает телефон, бежит в темную столовую, набирает номер.

Он поднимает трубку после первого же гудка.

– Сьюзен?

На шее пульсирует жилка.

– Слушай, Эдвард, – слова вылетают как пули из пулемета, – тебе нужно опросить еще одного свидетеля, его зовут Брайан Закиль, он сообщил мне, что своими глазами видел, как муж избивает его троюродную сестру, а его троюродная сестра – Долорес Файви. Он мог бы…

– Погоди.

Жена как будто не в себе. Не может толком вдохнуть.

– Он видел, как муж ее бьет?

– Хорошо, может, и не своими глазами, но…

– Тогда это домыслы.

– Но их тоже можно использовать в суде, если это существенное оправдательное доказательство и если они подкреплены обстоятельствами.

– Черт возьми, Сьюзен, семь лет ведь прошло?

В груди разливается тепло. Она торопливо продолжает:

– Как минимум это может вызвать разумные сомнения…

– Погоди. Х-хм.

Он размышляет.

Жена вся дрожит. Это очень важно.

– Его показания подтвердили бы слова мисс Персиваль – она говорила, что миссис Файви рассказывала ей о нанесенных мужем травмах. В свою очередь это объяснило бы мотив миссис Файви, она соврала, потому что… Х-хм.

– Поговори с Брайаном прямо сегодня. Я тебе перешлю его номер.

– Погоди минутку. Ты сказала: «Он мне сообщил, что муж избивает его троюродную сестру». Троюродных сестер же может быть несколько.

– Эдвард, он не уточнил, но это наверняка миссис Файви, просто наверняка.

– Когда он тебе сообщил эту информацию?

– Пару недель назад.

– И ты говоришь мне об этом только сейчас?

Тепло в груди чуть притухает.

– Я не… не сопоставила тогда факты.

– Х-хм. Не знаю, изменит ли это ситуацию. Но номер, пожалуйста, пришли. Спокойной ночи.

Жена набирает сообщение и долго сидит в темной столовой в бабушкином кресле, окрыленная и трепещущая.

* * *

Когда летом 1876 года «Орей» вернулся в Копенгаген, Айвёр Минервудоттир ампутировали пораженные гангреной мизинец и указательный палец на левой руке. В своем дневнике она не очень об этом распространяется: «Два отрезали под обезболивающим. Но у меня осталось восемь».

Правой рукой полярная исследовательница записала все сведения, которые собрала в экспедиции. Едва сев за набросок статьи, она уже знала, как ее назовет: «О форме и свойствах морского арктического льда».

Знахарка

Все просит поменять одеяло, а ей говорят: радуйся тому, что есть, Каланча. Она не может спать. Болит горло. Ей так не хватает Темпл, тетя сожгла бы провонявшее отбеливателем одеяло, сварила бы сироп из корня алтея для горла и сказала бы: «Пусть видят, что ты их не боишься».

Вот только знахарка боится.

Среди присяжных только один с живыми глазами – он смотрит на нее как на человека. Улыбнулся, когда Клементина сказала, сидя на свидетельском месте: «Джин Персиваль спасла мою вагину». Остальные одиннадцать смотрят на нее как на психопатку.

Ку-ку. «Люди любят навешивать ярлыки».

Кукукнутая. «Не позволяй им делать это с тобой».

Кукабарра. «Ты – это именно ты, вот и все».

«Темпл, как же мне грустно, что тебя нет со мной».

Сегодня адвокат в хорошем настроении. Мимика поживее. Принес ей лакричные конфетки, кочан салата, буханку ржаного хлеба от Коттера и сливочное масло в застегнутом пластиковом пакете. Рассказал про нового свидетеля – зовет его «троюродный брат Лолы», показания этот свидетель давать не хочет, поэтому его следует считать предубежденным.

– Он просто солжет, – говорит знахарка, вгрызаясь в ломоть хлеба.